У нас, в России, тоже есть свой «последний фильм». Это, конечно же, «Кочегар» Алексея Балабанова. И дело, будем надеяться, не в том, что «после пятидесяти снимать кино не стоит» (как обронил однажды режиссёр 1959 года рождения). В конце концов, заявлениям автора веры мало. И «Кочегар» лучшее тому подтверждение. Сколько бы ни говорил Алексей Октябринович, что снимает огонь, «потому что это просто красиво», это, конечно, не так. И китайские пионеры, и жертвы первоначального накопления российского капитала горят в одном и том же пламени. Адская топка «Кочегара» и пекло «Карамая» одной природы, и природа этого пламени не вполне земная — уж слишком зловещие у него отсветы. Это пламя, в котором сгорает последняя надежда.
Балабановский фильм поражает
Время действия «Кочегара» — это время, когда был снят «Брат» (1997). Кажется, что режиссёр возвращается не столько в девяностые, сколько к самому себе, снимавшему про то время. Герой по кличке Бизон носит свитер с поднятым воротом, позаимствованный из гардероба Данилы Багрова. Он даже «отсиделся на войне шифровальщиком» — эхо фразы Данилы о том, как «в штабе отсиделся писарем» (только
А ещё «Кочегар» — это фильм о парадоксальной надежде, возрождающейся из адского пламени. Эта надежда рождена наслаждением от адекватности описания, от докторхаусовской точности диагноза. Абсолютное отчаяние как очищающий и освобождающий опыт — это тоже черта «последнего фильма».
Медведев А. Последний фильм // Сеанс. 2011. № 45/46.