Я очень рад, что живу в такой раскрепощенной стране, где высшую кинематографическую премию дают картине, чей широкий прокат (и, соответственно, всенародный успех) невозможен по определению; где главным достижением киногода объявляют фильм, на кассете с которым дистрибьютеры пишут
Поклонником Алексея Балабанова я никогда не был. Мне решительно неинтересен «Замок» (а вы
«Про уродов и людей» — первый фильм Балабанова, о котором я могу сказать: это кино мне на самом деле нравится. Строгое, даже скованное по форме — и очень свободное по содержанию. Физиологически отталкивающее и привлекательное — в равной степени. В нашем кино, безнадежно отставшем от жизни и предлагающем выбирать между идиотским мусором и многозначительной жижей, появился режиссер, способный убедительно соединить авторство с коммерцией.
На самом деле «Уроды…» — явление приличной
Не понимаю, почему разговоры об этом фильме неизменно вертятся вокруг секса и патологии. Конечно, кино начиналось как
Эти женские задницы начала века благополучно разошлись по самым респектабельным альбомам эротического искусства: все мы взрослые люди и давно договорились, что ягодицы при определенном ракурсе и освещении — эротичны. Ни разу не возникло ощущение, что Балабанов намерен меня шокировать или эксплуатирует мои чувства, демонстрируя то, что принято называть «извращениями» (если в принципе может быть «извращением» какое бы то ни было проявление человеческой сексуальности).
В этом фильме о подавлении и принуждении — психологическом и телесном — нет ни одного монстра. Отвратителен яйцеголовый Виктор Иванович, подручный порномейкера Иогана, но он существо угнетенное, а значит — жертва. И сам порномейкер, расчетливо использующий весь мир в своих целях и отплывающий в финале на льдине в никуда, оказывается жертвой безумной няни, от которой он зависим с младенчества. Следствием этой зависимости и стал его вуайеризм: для Иогана наиболее приемлемой формой сексуальной жизни является лицезрение карточек с изображением легкого
Он подсознательно стремится убежать из зябкого настоящего в уютное детство — заповедный мирок иллюзий (прежде всего — иллюзии собственной безопасности). Вот почему так сладостно для него наблюдать за поркой: тем самым он сводит счеты с несбывшимся, перекладывая на других собственную вину. Вот почему именно он, Иоган, безжалостно крушит две образцовые и благополучные семьи — два маленьких
Единственное что: Лиза, пережившая крушение иллюзий и собственный личный ад, должна была вроде выйти из этой истории совершенно другой: через ад не проходят бесследно — а ведь она через него прошла. Балабанов
Устиян Г. Роковое влечение// Сеанс. 1999. № 17/18.