Хроники темного царства

Курсовая работа Балабанова «У меня нет друга, или One Step Beyond» начинается кадром со спящим за партой школьником. Идет урок литературы — отличница бегло излагает «Грозу» Островского: «Катерина выделяется открытым характером, смелостью, прямотой, она любит не так, как другие силы темного царства, а вот Варвара вступает на путь обмана, она приспосабливается к жизни. Катерина же честно вступает в неравный бой против темного царства, во имя свободной любви. Она кончает жизнь самоубийством. Разумеется, самоубийство может быть протестом только в том случае, когда другие формы борьбы невозможны. Вот поэтому Катерину нельзя назвать сознательным борцом против рабства». На задних партах достают плеер и врубают на полную «One Step Beyond», чтобы заглушить дежурную болтовню про Добролюбова и «луч света».

Начало с «Грозой» — программное для маленького фильма Балабанова. Две героини фильма — девочка из интеллигентной семьи Ольга и ее хваткая подруга, которая любит «смотреть видики», — это Катерина и Варвара, тот самый «луч» и тот самый представитель «темного царства», девственница и блудница. Оля мечтает о романтической любви (по дороге домой она проходит мимо Дворца бракосочетания и видит, как жених выносит на руках невесту), слушает классическую музыку и взапой читает «Худлит» с родительской полки. Балабанов подробно показывает обстановку ее квартиры, панорамируя полки с советским хрусталем, и сама Оля — такая же хрустальная и «отсталая». Все предметы тут на своем месте: деревянная фигурка Мефистофеля, фотообои с горным пейзажем, скрипка и смычок. Подруга, которая внезапно нагрянет в этот позднесоветский романтический бидермайер, начнет с задорного «Ну и музыка у тебя дешевая» и сменит фуги Баха на композицию группы «Madness». Ее роль в том, чтобы соблазнить Ольгу, и она использует для этого фотографию рокера Белкина — местного альфа-самца с челкой и брутальным подбородком. Белкин оказывает на Олю магическое воздействие: она соглашается покинуть свою «башню из слоновой кости» и переместиться на хату к пацанам.

Квартира для свиданий — это настоящее «темное царство»: свет выключен для создания интима, столик завален иностранными журнальчиками (можно разглядеть, например, чешскую Melodie, которую получали по подписке), окурками и бутылками. Из «видиков» предлагаются на выбор «новый американский про акулу, которая людей хавает»^[1], Брюс Ли и «мертвяки». Пацаны выбирают «мертвяков» (хоррор Дарио Ардженто «Инферно» 1980 года), и темную комнату оглашают истошные крики жертв. Оля не может оторваться от экрана, наблюдая за тем, как человек с ножом в горле долго душит и никак не может задушить женщину. Самое интересное в этой сцене — даже не ее реакция, отсылающая к типичному балабановскому мотиву завороженности злом, а параллельный монтаж. Вслед за леденящим отрывком из Ардженто Балабанов показывает то, что происходит за стенкой: бабушка кого-то из подростков чинно пьет чай на кухне под звуки передачи «Рабочий полдень». Это противопоставление предвосхищает известный эпизод из «Груза 200» с матерью милиционера Журова, которая уткнулась в телевизор с хитами 1970-х и не догадывается о том, что творит ее сыночек в соседней комнате. Живущее прошлым старшее поколение и предоставленные самим себе дети — Балабанов еще не знает, во что трансформируется этот эпизод в далеком 2007-м^[2]. Ад — в соседней комнате, и он начинается с пластинки Madness.

Убийство у Ардженто — мы видим женскую спину с воткнутым в нее ножом — Балабанов рифмует с подростковым сексом: подруга незаметно удаляется в соседнюю комнату, а Оле приходится отбиваться от домогающегося ухажера. Даже появляющийся в этот момент на экране Билли Айдол оставляет ее равнодушной, так как она продолжает мечтать о другом «идоле» — Белкине, настоящем Сатане этой маленькой преисподней. И он ее не разочаровывает — она получает проходку на «стремный», то есть подпольный концерт (тогда слово «стремный» еще значило «рискованный, связанный с риском»). В гримерке Оля наконец видит играющего бицепсами суперстар и его макабрическую свиту: Бутусов в гриме под Кандинского, скандирующий басом «Надо накатить», Настя Полева, похожая на грустную клоунессу, гогочущий Пантыкин. Интересно, что «роковое» знакомство Оли и Белкина происходит из-за клипсы: именно этот аксессуар фигурирует в песне Насти Полевой «Клипсо-Калипсо» («Дьявол всякому женщину учит, и она на пружинке тугой справа крепит янтарное солнце, слева — клипсу с жемчужной луной»). Концерт группы с незамысловатым названием «Егор Белкин и друзья» становится для нее откровением, некой черной мессой, где ей открывается изнанка советского мира: «Лодочки и кеды, пиво и конфеты... Новая прическа, старая расческа», «Мама на диване, папа в финской бане, брат в Афганистане...» — поется в этой веселой песенке, но все слова тонут в гомоне поддатой толпы.

После концерта Оля попадает прямо на переднее сиденье жигулей самого Белкина^[3], то есть садится в машину к незнакомцам — а мы знаем, куда завозят такие машины в мире Балабанова. «Жена Мичурина полезла за сливой, а на нее упала дыня» — смеются рокеры. У себя на квартире Белкин, в реальности — дипломированный философ, сыплет цитатами из Стругацких, словами «инвариант» и «авангард» (по хорошей русской традиции, Мефистофель приходит в образе западника), а в конце вечера исполняет под акустику «Жан Поль, как ты выцвел...» — не зная о том, что и сам вскоре отцветет и превратится в седовласого классика свердловской рок-сцены. Не знает этого и Оля: получив в подарок от Белкина заветный кулон-нэцке, который «приносит счастье», она остается у него на ночь. Балабанов показывает «падение» Ольги как элемент всеобщего распада: камера путешествует по закоулкам квартиры, изучая спящих пьяниц, а в окно светит огромная яркая луна — такая же луна через восемнадцать лет взойдет в «Грузе 200» и будет освещать дом «солнцепоклонника» Алексея — перед тем, как случится страшное.

Тут же, на кадре с луной, Балабанов дает закадр — «Любви, надежды, тихой славы недолго нежил нас обман...» Снова школьная аудитория и девочка на фоне доски. Это из хрестоматийного стихотворения Пушкина «К Чаадаеву», но на этот раз его читает Олина подруга — та, которая Варвара в «Грозе». Последние фразы про звезду пленительного счастья (балабановская звезда — это, конечно, меланхоличная Луна) и про Россию, которая вспрянет ото сна, сознательно опущены: слишком избитые, да и неправда все это, — школьник, который спал за партой в первом кадре, продолжает спать и в последнем. Вместо этого мы слышим про «минуты вольности святой», которых ждут, как «любовник молодой минуты верного свиданья», — перестройка набирает обороты.

Оптимизму Олиной подруги Балабанов противопоставляет скепсис самой Ольги, которая только что рассталась с иллюзиями и скорее готова почувствовать «гнет власти роковой», чем «томленье упованья». Она мрачно смотрит в окно школьного коридора — а там вечная свердловская зима. Скепсис по поводу будущего — важный симптом в короткометражном фильме. Балабанов снимает только второй короткий метр, но уже думает, что любой луч в этом «темном царстве» должен погаснуть, во всяком случае — светить не так ярко. По сути, его героиня превращается из наивной Катерины в скрытную Варвару. В финале, предъявляя подруге ту самую нэцке в качестве доказательства своего сексапила, она выдает поражение за победу, принимая любимую позу балабановских героев — «мне не больно». За ее белой водолазкой продолжает биться горячее сердце пионерки, но диагноз Балабанова как всегда суров: чтобы жить в обществе, приходится убивать часть себя, причем лучшую. «Потому что другие формы борьбы невозможны».

Несмотря на традиционное для позднесоветского школьного фильма противопоставление мертвого консерватизма учителей и витальной искренности подростков, которые не боятся называть вещи своими именами^[4], Балабанов видит в новом времени не столько гласность и свободу, сколько демоническое искушение, вызов, с которым придется столкнуться тем, кто молод в 1980-е. При этом выход из кокона родительской квартиры и книжных представлений о жизни необходим, но связан с потерей надежд на светлое будущее. Ведь даже такая свободомыслящая свердловская богема всего лишь на шаг впереди своей вечно спящей страны.