31-го марта 1948 г.
Повестка дня: Обсуждение фильма: «Красный галстук». [по сценарию С. Михалкова]
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ — т. КУЗНЕЦОВ С. А.
тов. ДОНСКОЙ: ‹…› Первоначальные выступления по этой картине — и мое, и Лукова, и Пронина — были очень принципиальные и очень суровые. Нам казалось, что в этой вещи надо выразить то — слава тебе, господи, — что сейчас получилось: надо было выразить идею воспитания нашего поколения в наиболее художественной форме.
Когда мы вели спор, то вели спор потому, что некоторые вещи были шиты белыми нитками, потому что пафос событий был не в магистрали поэтического решения, не в магистрали художественного решения вещи, а был шит белыми нитками.
Очень много по этому поводу работал и автор. При чем, автор очень хороший и благородный человек, и то, что он делает, делает на настоящем пафосе, с настоящей страстью.
И постановщики делали эту вещь со страстью, это тоже очень большое качество, которое есть в этой картине.
И поэтому получилась очень честная, хорошая картина о наших детях, о благородстве, о чести. Какие-то новые эстетические категории затронуты так, как это должен понимать советский человек.
И эта картина будет много и хорошо работать на наших детей. Ее значение не следует преуменьшать.
Причем, это такая благородная и чудесная задача нашей студии, что это тоже доставляет удовльствие.
Вместе с техническими ошибками — товарищи много путают умелых хороших мизансцен с неумелыми разговорами, с плохо разыгранными мизансценами, — но пафос этой идеи, страсть делает картину очень хорошей. И ее значение для нашей студии и для советских детей очень большое, мне хочется сказать, что студия сделала очень много и очень хорошую картину.
Хочу сказать еще одно, и об этом надо сказать, чтобы не повторять этой ошибки.
Мы допустили ошибку, что отпустили людей в Одессу и оставили их там без присмотра. Люди, которые делают начало картины, не могут быть оставлены без присмотра.
Не надо надеяться на то, что мы и Луков будут помогать потом. Эта картина нам стоила дороже потому, что мы пустили эту вещь без присмотра, а потом «на пожар» посылали Павла Михайловича, и тов. Луков должен был помогать в пожарном порядке, а не в текущем плане.
Кому мы дали постановку? Дали мы картину хорошим людям, людям порядочным, людям, с которыми я могу вести дружбу, и каждый из нас может вести дружбу с Сухобоковым и с Сауц. Эти люди в коллективе могут вести себя, как настоящие, советские, честные люди. Я считаю, что об этом нужно специально сказать на Художественном Совете. Я считаю, что дирекциям и партийная организация, и Художественный Совет правильно дали этим товарищам постановку.
Я хочу отметить большую роль в этой картине художественного руководителя студии тов. Лукова. Вообще тов. Луков в большой мере помогает нашей студии за последнее время в очень больших вопросах. Целый ряд последних картин нуждались в хорошей, доброй руке, в хорошем сердце, хорошем художнике. И ряд картин вышли за последнее время благо ‹…›
В начале картины очень иного небрежностей. Мы должны избавляться от этих небрежностей. Я не говорю уже о жалком автомобильчике, о жалких колоннах больницы.
/тов. ЛУКОВ; Это можно немного исправить. Дать Шурку ближе./
Музыка очень хорошая, но очень плохая начальная песня.
/тов. МИХАЛКОВ: Неправда! Хорошая песня./
Не понравилась она мне. А потом все очень приятно: и музыка приятная, и песни хорошие.
Очень много шторок. Например, Валерий на собрании не выступал, потом все выясняется в комнате. Но есть много ненужных шторок.
И плохо, что мы смотрим на одной пленке.
Некоторые вещи можно урезать.
Момент, когда дети разговаривают об Америке. Очень хорошо, что они разговаривают, но уж очень они грамотные, трудный у них разговор — где-то надо ставить точку. Разговор это слишком в лоб. И вообще много разговоров, идущих в лоб.
Картина немножко затянута, идет не динамически к концу. Я понимаю, что Вы хотели их поставить на Воробьевых Горах и дать клятву. Но там, где Валерия принимают в пионеры, — это уже концовка; когда они говорят о дружбе — это уже концовка. И сюда притянута еще хроника.
Операторская работа хорошая. Выло очень много трудностей в этой картине, но оператор ее хорошо сделал.
Картина чистая, явная, снята в хорошем тоне, она не мудруствует лукаво, она сделана профессионально в большинстве своих кадров.
Музыка хорошая, ясная, доходчивая, за исключением первой песни.
И мне хочется сказать студии добрые слова. Несмотря на то, что были мучительные моменты, она сделала хорошую картину и хороших режиссеров! ‹…›
тов. ГРЕБНЕР
Вчера М. С. Донской был свидетелем собрания в Союзе Советских писателей, где я выступал. Сегодня мне позвонили, чтобы я приезжал выправить стенограмму, так как я там допустил неправильные выпады. Утром я поехал туда с ощущением того, что не знаю, что меня ждет сегодня, потому что я знаю трудный путь, который переживала картина, о которой там шла речь.
И сегодня, без всяких предварительных записей и не стесняясь говорить в своем кругу, я хочу сказать, что я — член Художественного Совета этой студии — вижу, что здесь действительно происходят чудеса. Два года тому назад я был свидетелем такого суда с картиной «Песня о Варяге», когда казалось, что все валится в тартарары, а на экране мы увидели чудесную, преображенную вещь.
И здесь я должен со всей признательностью от имени всех выразить благодарность этому крылатому, вдохновенному человеку, каким является художественный руководитель студии [Леонид Луков]. Этот человек силой своего вдохновения, силой своего таланта творчески повернул весь коллектив и повел по дороге, которая дала нам эту замечательную картину.
Я ее смотрел не как кинематографист, стараясь отрешиться от всего, и увидел хорошую, настоящую картину в тематике «Союздетфильма», очень волнующую, меня порадовавшую во всех отношениях.
И я даже затруняюсь сказать, что меня там пугают какие-то мелочи, блохи, совершенно пустяковые.
Мне хочется выразить благодарность художественному коллективу, который сумел за полтора-два месяца так перестроиться и дать такую замечательную картину.
Мне здесь нравится все. И сценарий, который преобразился, благодаря тому, что в картину втянулся Луков. Все актеры прелестны. Дети прелестны — и Валерий, и Шурка, и потрясающий Чашкин. Этот маленький бюрократик совершенно сокрушительный, я никогда ничего подобного не видел! И музыка хорошая, и новые мизансцены. Мы видим, что пожелания Художественного совета были учтены.
Мы видим совершенно другую картину, обжитую, слышим настоящие разговоры. Разговор у печки — это совершенно новый путь, по которому двинулся этот коллектив.
И музыка хорошая. Я не согласен с Донским по поводу начальной песни. Песня очень хорошая. Эти песни все будут подхвачены пионерами.
И операторская работа стала иной. Тов. Дульцев заговорил совершенно иным голосом.
Из абсолютных мелочей, которые хотелось бы отметить в этой чистой, очень нужной картине меня резанула одна реплика Шурки: «Если бы у меня были в банке доллары и фунты!»
И на катке, где кружится подставной специалист, — это очень заметно, нужно обязательно его подрезать, в том месте, где он бесконечно долго кружится. Сразу видно, что это заслуженный мастер спорта, а не Валерий. Тут немного переборщили.
Что касается концовок, их действительно три, но они идут одна за другой ритмично и просятся одна за другой.
И тут ничего страшного нет.
Картина это — очень радостное событие, с которым можно студию поздравить.
Тов. ФРЕЗ
Товарищи, я не подтасовывал эти вещи, вот я хочу вам прочитать одно письмо, которое я получил. Пионеры хотят видеть картину о пионерах. /Читает письмо/ И вот эти пионеры найдут ответ на свое письмо, поэтому очень радостно, что эта картина выходит.
Действительно, нашей студии надо привлекать к работе настоящих детских авторов, которые знают жизнь детей.
Я бывал на детских собраниях, видел жизнь этих детей. И мне хочется поздравить студию, что сюда начали приходить детские писатели, которые пишут о детях.
Этот очень обогатит студию и автора.
Очень мудро и интересно говорил тов. Гребнер по поводу превращения. Меня очень огорчил первый материал этой картины. И когда студия по-настоящему почувствовала, что спасти картину — это дело чести, на эту картину была брошена самая боевая артиллерия студии, и мы увидели чудесное превращение, и увидели, как коллектив готов помочь молодежи.
Я хочу, чтобы это послужило поводом к тому, чтобы организовывать молодые коллективы очень осторожно и внимательно, не пускать их вплавь, а окружить вниманием и заботой.
В этой картине самые насущные вопросы пионерской организации, и марка студии, поставленная на этой картине, органически входит в эту картину, как ни в одной из картин, сделанных на студии.
тов. ЛУКОВ
Я хочу начать с принципиальных позиций работу нашего Художественного Совета и писателей.
Мне очень приятно, сердечно радостно и душевно спокойно, когда на заседаниях Художественного Совета я каждый раз встречаю тов. Гребнера и когда вижу Михалкова. Очень жалко, что Михалков присутствует только тогда, когда разбираются его сценарий. Дело в том, что писателям, которые имеют, что сказать, нужно иметь свою студию. И Михалкову должно быть очень приятно, что он имеет адресат, имеет людей, к которым он может обращаться по всем вопросам и которые к его сценариям относятся не так, как другие студии, потому что мы в них больше заинтересованы. ‹…›
Нашим молодым режиссерам нужно давать полноценные драматургически вещи, высоко идейные вещи и они их вытянут. Режиссер сам растет на таком материале. Так было с «Варягом», так было с «Красным галстуком» и с «Первоклассницей».
С успехом этого фильма мы должны войти, как с декларацией, к писателям детских книг, которые больше пишут заметки о фильмах. Очень рад, что такую заметку не подписал Михалков, а подписал Кассиль. И так же с Маршаком.
Для них открыты двери, и нам будет очень приятно, если мы в наших стенах увидим и Кассиля, и Маршака.
Эта картина будет воспитывать молодых людей, и она воспитала нам уже молодых режиссеров.
Чем мне нравятся эти молодые режиссеры? Дело в том, что они очень старательные, настойчивые, упорные и идут к своей цели твердим шагом. Их не смутила та обстановка, которая создалась в колуарах после очень важного и правильного заседания Художественного Совета.
Здесь ничего не говорили о звукооператоре. Мы не только воспитали в этой картине режиссеров, не только оператора, — мы воспитали в этой картине и хорошего звукооператора. Я не знал раньше этого звукооператора, я впервые познал его на работе, но это безусловно творческий человек. Обстановка для работы была очень трудная, но он все свел к очень хорошему и чистому звучанию.
Дульцев в этой работе очень вырос, и вырос благодаря тому, что Художественный Совет беспощадно критиковал работу Дульцева. Из этих соображений Художественный Совет и просил тов. Монастырского помочь Дульцеву, который был хорошим, творческим соучастником всей работы. Больше того, тов. Монастырский вкладывал свои мысли в эту работу, но осуществлял эти мысли только Дульцев. Мы должны здесь поблагодарить тов. Монастырского, который не дал Дульцеву застояться. Дульцев сейчас должен сразу пойти в работу, и тогда в рядах нашей студии мы будем иметь очень хорошего оператора.
Вообще о коллективе нашей студии.
Меня будут ругать за стенограмму, что я, как соловей, пою песни, но я скажу, что я был свидетелем мосфильмовских дел. Там Худсовет подходит к материалу: посмотрели материал «Сухой дол». Плохо сняли — снять оператора! Сняли. Снять режиссера! Сняли.
Я считаю, что такой подход неправильный. Так кадры мы никогда не воспитаем. На то и творческая работа, на то и творческий труд, чтобы растить кадры. И у нас в этом смысле настоящий смелый коллектив. Все члены Художественного совета с доброжелательностью относятся ко всем переживаниям молодых работников и со строгостью. И сколько бы нас ни ругали за якобы благополучие в этом плане, за либерализм, за всякие ярлыки, которые нам пришивают, за семейственность, — мы должны твердо, по-деловому вести работу у себя в коллективе, и тогда будем иметь успех.
Конечно, эта картина имеет много недостатков. Они мне больше видны, чем вам.
Драматургия: вот ушел Шурка из дома, и неизвестно, как родные Валерия отнеслись к этому? Наверное, должен был бы быть живой, серьезный разговор родителей с Валеркой?
/МИХАЛКОВ; А что же вы не подсказали автору?/
Это звучало бы совершенно по-иному. Но мы сами это увидели только две недели тому назад. Это очень большая погрешность в картине.
Вся картина идет в одном тонусе и хороший темп до одной части, до той части, где очень риторично и статично развивается действие с этими газетами. Эти эпизоды информационные, здесь нужно было бы более действенно все делать. Режиссерам надо указать на это.
И самое главное, что они переводили автора на язык экрана, но не искали изобразительности этого материала, чтобы этот текст стал динамичным.
Разговор о счастливом детстве — это фотография. Так дети не разговаривают. Я представляю себе, если бы они боксировали мяч, который висит в детской /грушу/ и в это время вели бы этот разговор — тут было бы второе действие, что очень помогало бы воспринимать материал.
Я боюсь, что режиссеры, выйдя с Художественного Совета, подумают: все готово! Есть много недоделок, передержек. Недаром Сауц и Сухобоков подходули ко мне и говорили:
— Ах, вот какое значение имеет деталь!
/Например, когда отец принимал руку со стола в разговоре с Валерием/.
С нашей стороны должен быть контроль над каждым эпизодом.
Относительно Америки. Конечно, этот разговор надо было сделать по-иному, но и так, как он сейчас идет, это не вредно. У нас идет идеологическая борьба с Америкой. И Донской, и Гребнер, очень опытные люди, лауреаты, люди искушенные, они говорят: очень много разговаривают, но ведь картину будут смотреть дети! Пусть они так разговаривают, пусть ругают Америку.
Раньше во всех детских книгах писалось: надо ехать в Америку за счастьем; разбогатеть можно в Америке, за золотом — в Америку. А теперь — нет счастливой Америки в понимании детей! ‹…›
тов. МИХАЛКОВ
Мне, как автору, хочется суммировать, свои впечатления.
Мне картина нравится, несмотря на то, что я сам уже сейчас, подходя к этому, как к давно родившемуся ребенку, который с трудом рождался, вижу, что там есть места, которые я сейчас совсем убрал бы или доработал бы, если бы была возможность.
Вот даже сейчас у меня есть мысль, что можно было бы сделать лучше эпизод о счастливом детстве. Луков сказал, что раньше дети убегали в Америку искать счастье. И нужно было сказать:
— Вот раньше бегали в Америку за счастьем.
Но, как говорят, когда ждешь девочку, родился мальчик, — этого нельзя сделать обратно. Теперь уже поздно.
Что касается общего моего ощущения, мне кажется, что эта картина нужная, полезная картина. И что меня особенно радует, это то, что герои картины такие, какими я их задумал.
Удача вообще любой картины — это удача коллектива.
Я видел картины, где были плохие сценарии, и видел картины, где был хороший сценарий — все равно удача — это удача и автора, и режиссера, и оператора, и художественного руководителя, и творческого коллектива, и актерского коллектива. Стоило нам утвердить другого Чашкина, у нас полетела бы вся картина. Это была ложка дегтя в бочку меда, из-за которой эту бочку надо было бы списать в убыток.
И нужно сказать, что я, лично, может быть, не торчал на студии каждый день, но всегда, когда ко мне коллектив обращался за переделкой, переделку я эту творчески принимал и исправлял, и делал. И мог еще сто раз делать, переделывать и поправлять.
И должен сказать, что этот «Красный галстук» частица красного знамени, который вы собираетесь отобрать у студии Мосфильм.
Но, слава богу, что все так хорошо кончилось. И я предлагаю студии, что если вы хотите, чтобы у вас работали авторы, если вы хотите, в частности, чтобы у вас работал я, который написал второй сценарий и его я считаю лучше этого, потому что он написан специально для кино, в него я вложил больше материала и знаний, — то будьте любезны, относитесь к картине и относитесь к режиссеру не так, как относились к «Красному галстуку» сначала. То, что вы картину направили в Одессу, это было преступлением. Я понимаю, что другие картины были в тот момент важнее, но, учитывая, что это первая ваша картина на пионерскую тему, и, во-вторых, то, что когда вы увидели, что ребенок тонет, и этот ребенок — сын ответственного работника, то тогда дали специальную машину, два директора и один директор, и зам. директора студии.
Товарищи, хорошая вещь — пенициллин, но вспрыскивание его можно было бы избежать.
/ДОНСКОЙ: Сейчас есть уже стрептомицин/
И я повторяю, что я сдал новый сценарий и имею к нему определенное отношение со стороны членов Художественного Совета, которые очень хорошо его приняли и критически проработали. Повторяю, я буду работать только в том случае, если студия будет с самого начала, учитывая все возможности, которые могут произойти с ним, чтобы нам потом не пришлось переделывать.
Коллектив работал над картиной «Красный галстук» хорошо. То, что пришлось работать Лукову и Монастырскому, это в большей мере потому, что с самого начала не было должного серьезного отношения.
Сухобокова я знаю хорошо и давно, он работал на этой картине — дай бог и переживал, работал хорошо с ребятами и с Сауц.
И актерский ансамбль мне очень нравится. Мне нравится Шура, у него удивительно приятное лицо, у него удивительная манера, пусть меня не упрекнут в преклонении перед Западом, разговаривать между прочим.
/тов. ДОНСКОЙ: Это «между прочим» и есть искусство/.
Но надо было заставить его так разговаривать. Мальчика взяли с улицы, он никогда не снимался. К нему правильно подошли.
Что касается первой песни, она очень хорошо слушается. Слышится она плохо потому, что в это время читают титры, но петь ее будут.
Что касается трех концов, то бог с ними. У красного галстука тоже три конца. Один конец дополняет другой.
Картина мне нравится. Приношу свою благодарность студии, на которой у меня был несчастный случай со сценарием ...
/ДОНСКОЙ: Теперь не будет!/
...и так же благодаря тому, что с самого начала к нему не отнеслись в должной мере. ‹…›
______
тов. КУЗНЕЦОВ
‹…› Мне кажется, что здесь не совсем правильное создалось представление о том, что этой группе не оказывалась необходимая помощь. Есть два вида воспитания: иногда, чтобы научить ребенка плавать, его бросают в воду, и есть путь, когда его берут за ручку и ведут, — в последнем случае ничего не получается.
Поэтому я решил, в частности, для себя, поскольку Сухобоков имеет опыт длительный в работе в кинематографии, пусть его вместе с Сауц в это плавание. Мы помогали в чем было необходимо для того, чтобы группа работала нормально. Не получилось — мы пришли к другому выводу: мы не стали задерживать группу в экспедиции. Вы помните, я на Художественном Совете настаивал на том, чтобы назначить художественным руководителем картины Лукова, чтобы дать возможность закончить картину, не считая этих людей безнадежными в творческом плане.
Поэтому никакого предвзятого или плохого отношения со стороны студии не было.
Наоборот, я пришел к другому выводу, что комплектование молодых съемочных групп нужно производить не так, как мы делали, а по другому принципу, смешанному, чтобы молодые работники были в сочетании с профессионалами. Только тогда мы сумеем вырастить людей. От кого, как ни от старых работников, могут приобрести опыт молодые режиссеры и молодые операторы? Непременно нужно коллектив составлять в таком смешанном составе, и это даст уверенность более смело идти по пути воспитания молодых творческих работников.
Еще раз повторяю, что все заявления — и Сергея Владимировича Михалкова, что мы подходили неправильно, неверны. Мы исходили из правильных позиций.
Сила нашего коллектива в том, что мы серьезно, остро критикуем, но вместе с тем, не бросаем на произвол людей, а помогаем. Еще, когда группа была в Одессе, я говорил Донскому, чтобы он помог им, просил Магидсона помочь, но не становился на путь немедленного снятия людей с работы. Всякая трудность, которая преодолима и которая в результате дает какое-то моральное удовлетворение, уже является правильной.
Я считаю необходимым отметить, что и Луков, и Монастырский оказали серьезную помощь в работе и этим самым помогли приобрести молодым работникам профессиональные навыки.
О финале. Мне кажется, что так, как сейчас построена картина, финал, который есть, обогащает фильм, он расширяет рамки темы, помогает нам поднять тему воспитания нашей молодежи в целом, он открывает новые, благородные черты советских молодых людей, которые мы должны им прививать. Если бы мы ограничились узкой темой — принятия в пионеры, это еще не та тема.
И почему мы боимся слов об Америке?
/ДОНСКОЙ: Мы говорим о том, что надо говорить по-иному./
Если в этом плане — согласен, но говорить об этом надо. Мы ведом очень серьезную идеологическую борьбу, это всем известно.
Сейчас вносить какие-либо изменения нельзя. Можно кое-что подрезать, дополнить какие-то детали. Но если делать дополнительно отдельные сцены, то — увидите — это удлинит. Задача воспитания молодого человека выявлена и в том, что учитель этим занимается, семья, пионервожатый, школа. Мы не можем сказать, что ребенок предоставлен самому себе или воспитывается односторонне. Сейчас ничего не придумаешь для того, чтобы приделать какие-то сцены.
Идейная и воспитательная сила картины заключается в том, что там изображен не одиночный герой, а коллектив. В этом сила нашего строя.
/МИХАЛКОВ: Не в Америке живем!/
В этом эмоциональное и художественное, и идейное воздействие фильма.
Не согласен я с тов. Сухобоковым, который говорил о том, что собирались прикрыть картину. Не было такого разговора на Художественном Совете!
/с МЕСТА: Об этом говорили в коридорах./
А о том, что говорили в коридорах, нечего говорить! Никто не собирался прикрывать картину. А, наоборот, считали, что картина должна быть, иначе мы не принимали бы тех мероприятий, которые были приняты. Зачем поднимать этот разговор? Это просто коридорные слова, никому ненужные и вредящие делу.
Я думаю, что Художественный Совет согласиться с мнением, чтобы эту картину рекомендовать на Художественный Совет Министерства Кинематографии; подготовить заключение на основе высказываний членов Художественного Совета и на будущем заседании Художественного Совета его утвердить?
Принимается.
тов. ДОНСКОЙ
Я прошу, чтобы мы обязательно смотрели на двух пленках.
тов. КУЗНЕЦОВ
Учтем. Заседание Художественного Совета считаю закрытым
ЗАСЕДАНИЕ ЗАКРЫВАЕТСЯ.
Стенограмма заседания художественного совета киностудии «Детфильм» 31-го марта 1948 г. Повестка дня: Обсуждение фильма: «Красный галстук». [по сценарию С.Михалкова] Цит по. ЦГАЛИ. Ф. 2468. оп. 2 ед. хр 37