Выяснилась ужасная вещь — неплодотворность отвязанности, порочность бардака, недостаточность любви. Оказалось, что все это время мы точно так же проср... (в фильме Соловьева часто и со смаком произносят это слово), как и наши родители. И даже еще более жидко.

Это итог жизни страны, а не нашей жизни. Каждый из нас чего-нибудь добился. Но вот страна нашими общими усилиями никуда не вытащена, а ввергнута еще глубже все туда же. Вот этот вопрос — вопрос о том, к какому итогу пришел его лирический герой и его постоянный зритель, — спасает очень слабый фильм Соловьева от полного провала. Нежный возраст — это ведь приговор. Это плавание по течению, послушность ветру и способность отыскивать смысл жизни между девичьих ног. Где, безусловно, очень хорошо, но смысла нет никакого.

Вот почему я горячо приветствую вопрос Сергея Соловьева об издержках свободы, нонконформизма и отвязанности — и совершенно не удовлетворяюсь ответом, который он дал. Потому что никакая еще баба, даже самая модельная, и никакой еще БГ, даже самый многозначительный, не спасли человека от необходимости думать самому, определяться и заниматься каким-никаким делом. Этому страна успела капитально разучиться, а те, что не разучились, делали такие дела, что лучше бы пинали балду.

Ужас-то в том, что нежный возраст кончился. Наступило фирменное соловьевское утро — трезвый, холодный рассвет после бурной ночи. И костер догорает. И надо что-нибудь делать, с чего-нибудь начинать... Вы хотите сказать, что эти мальчики и девочки могут что-нибудь делать, кроме ездить в Париж и утверждать, что родители во всем виноваты? Не смешите меня.

Быков Д. Нежный возраст через сто лет после детства. // Огонек №10, 11 марта 2001