Вначале была «Асса». По легенде, это слово выдохнул Ной, когда причалил к Арарату. После «Ассы» Сергей Соловьев чертову дюжину лет от души резвился на новой земле, в кущах молодежной контркультуры. Наконец, заметил (признал?), что вокруг — бездна посконной реальности, которая выглядит несколько иначе, чем в песнях Б. Г. Куда ж нам плыть? Тут САС отстучал SOS.
В Нежном возрасте, завершающем изложение новейшей истории «по Соловьеву», начатое «Ассой», «Черной розой...», «Домом под звездным небом», при описании сдвинутой реальности, конечно же, не обошлось без любимого циркового номера САС — жонглирования реалиями, образами, масками, стилями. Однако стилевую игру в иное качество перевести невозможно — она игрой и остается. И как ни сдвинь крышу, новизна этой архитектуры уже в прошлом. К тому же все, когда-то извергнутые Соловьевым приемы-приколы, отточены и в завершенности своей исчерпаны. Соловьеву, расчетливо увлекающейся художественной натуре это понятно не хуже, чем нам — и тут, возможно, кроется одна из причин печали, пропитавшей Нежный возраст. Его «итого» на момент окончательного завершения революционно-романтического периода созидания «новой России» и личного участия САС в созидании ея кинематографа. Между тем, во всей тетралогии САС, на этом периоде взошедшей, последний фильм — самый теплокровный. Вероятно потому, что соавтор сценария и исполнитель главной роли — сын. Это он, Митя Соловьев, и его поколение подводят итоги молодости, считают раны и пытаются наскрести в пороховницах пороху на всю оставшуюся жизнь — еще долгую, но уже в самом начале будто бы до донышка прожитую.
Заголовки трех глав фильма отсылают к литературной классике, упражнениями с которой Соловьев увлекался в свой лирико-романтический период. «Идиот» — это про героя, Ивана Громова, с раннего детства получавшего удары по башке — такое количество, что он должен был бы с медицинской точки зрения превратиться в полного...см. название главы. «Отцы и дети» — это, прежде всего про одноклассников Ивана, входивших в нежный возраст в те времена, когда их еще принимали в пионеры, но уже называли тинэйджерами. Приняв на грудь красный галстук, в 1986 г. тинейджеры вылетают на «полную свободу», объявленную Горбачевым. Распад пионерского отряда на яркие индивидуальности — жрица любви, асоциальный элемент, плейбой, предприниматель, крутой и так далее, — точное предсказание вариантов самоопределения последних пионеров, выпущенных под звездное небо без какого бы то ни было нравственного закона внутри. Впрочем, САС как бы «пророчит» — результаты уже известны, все, что должно было случиться с поколением ко времени выхода соловьевского киноконспекта его обобщенной биографии, уже случилось. Поколение потерялось.
Третью главу «Война и мир» (Иван-идиот на первой чеченской) САС снимает как пародию на батальные полотна совкино но все с той же проступающей сквозь ухмылку тоской. Горчайшая шутка уместна: «большой стиль», утерянный, отвергнутый и вдруг снова оказавшийся желанным, никак не срастается с абсурдом происходящего. Артиллерия бьет по своим, какую-то чушь доносят современнейшие средства связи и, наконец, снарядный ящик — подмога десанту — падает с неба точно на голову Ивану. Смешно. Да так, что слеза прошибает. И это новость: предыдущие фильмы тетралогии таких сильных чувств не вызывали. И сам САС раньше ничего подобного не переживал: то, с чем он так резво расставался — смеясь, заходясь, повизгивая, плача от гомерического хохота, — теперь ему тоже видится потерей, причем не столько для героев фильма, сколько для него самого. В фильме этот психологический феномен озвучен военврачом в терминах профессии: иногда потеря любимого ничем не замещается и возникает «непереносимость боли». Правда, САС есть САС, и ключевое произносится по поводу угнанной «Волги», любимицы героического дедушки Ивана. Заметим, однако, ерничанье не коснулось ни самого дедушки, который вслед за Чкаловым и историческим Громовым посетил Северный полюс и запускал в космос Гагарина, ни бабушки, в прошлом летчицы полка «ночных ведьм». Они — красивые старики, любимые старики. Актеры на эти роли выбраны с легендами незамаранными — Кирилл Лавров, Людмила Савельева. И именно бабушка с решительностью «ночной ведьмы» вернувшегося с войны Ивана вытащит жить из попытки самоубийства.
И это самая большая новость от САС, подводящего промежуточные итоги. Он признает, что старше своих героев и на самом деле знает: за позолотой героического мифа, который он, упиваясь стихией молодежного бунта, был готов до основанья разрушить, не одна пустота и не только ложь, деды — люди достойные и кое-что стоящее совершившие. Другое дело, что внукам досталась от всего этого лишь опустевшая оболочка — вроде яркого «скафандра Гагарина», подаренного Ивановой школе героическим дедом и растопырившегося как бы в бездонной прорве космоса в витрине школьного музея.
Этот самый скафандр — одна из самых жирных точек над i, рассыпанных по фильму — чтобы метафоры читались на раз. Плюс густой закадровый текст от автора и от героя, плюс надписи-этикетки, представляющие действующие лица и жирно обозначающие их отношения. Типа «Иван+Лена (соседка, девочка-балеринка, ставшая парижской супермоделью) = я тебя...» — и пульсирующее сердечко, эмблема любви. По логике этого последней прямоты приема в какой-то момент в фильме о потерянном поколении должен появиться жирный титр «кто виноват?». Проклятый вопрос прямо не прописан, но ответ дается недвусмысленно, прямо в тексте «от Ивана»: «просрали отцы». Все. И то, от чего осталась лишь оболочка, и то, что забрезжило на заре новых времен.
Обвиняемых в фильме представляют родитель одного из юных пионеров — художник-диссидент, трепач и позер, а также родители героя — вечно отсутствующие «в стране» бойцы невидимого фронта на дипломатической службе. Тут надо отметить проницательность САСа, усмотревшего странное сближение целей и общие заслуги вроде бы противостоящих друг другу «отцов» в создании революционной ситуации. Но что, собственно, проиграно и что брезжило на заре для него и в разгаре дня не прояснилось. Нормально — он ведь тоже из отцов, из тех, кто в начале революционно-романтического периода новейшей истории точно знал только одно: чего им больше не надо. Все мы палили по Призраку, из всего, что под руку попадалось; Соловьев в прицельном бомбометании был из первых. Чего же нам надобно, кроме пресловутых перемен, возможно ли что-то в наших местах, что найдем, а что потеряем, ни обдумать заранее, ни понять до конца так и не получилось. Цель повержена. Ради этого стоило, вроде бы, не стараться и может быть естественно было в пылу не думать о потерях. Расплата — непереносимость боль. И через шутки-ухмылки проступающая растерянность.
Итого: прощание. С иллюзиями. С увлечениями. С исчерпанными стилями. С доигранной ролью в собственной постановке жизни. На повестке дня неумолимый реализм — то есть погружение в бездну. А как освоить бездну Соловьеву — как и многим ударниками публичного митингово-баррикадного труда — на этот момент непонятно. Да и ступать в нее не хочется. Можно ведь и не выплыть снова к всеобщему вниманию, почетному званию неутомимого ньюсмейкера, к славным тусовкам и бурным аплодисментам. Одна надежда — наша вечная, последняя, хрестоматийная — согласно известному русскому поверью потерявшихся возрождает любовь. Иван-дурак и Елена Прекрасная сыграют свадьбу в комнате с золотыми стенами и серебряным потолком, как это, предположительно, бывает на небесах. И словно на небесах встретятся на свадьбе бывшие одноклассники, живые и мертвые. И сам САС и продюсер Леонид Верещагин, и оператор Павел Лебешев под песню Б.Г. в финале фильма от души погуляют на балу карнавале в честь спасительницы-Любви, еще никогда никого не подводившей.
Одна беда: про любовь у Сергея Александровича, вечно ею увлекавшегося и все на свете любовью мотивировавшего, на самом деле не очень получается. Там где должна говорить одна она, ему необходим антураж. Эмблемы. Фотография любимой в ухе. Красные розы. В «Нежном возрасте» нежность изображают венки, куклы, растения, виды за окном; эротичность — шелк простыней. И так далее. Лекарю — излечися сам.
Басина Н. Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. СПб.: Сеанс, 2004.