Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Летом 1962 года в Тарусе шли съемки картины «Чудотворная», где я играла роль учительницы Прасковьи.
Жара была невыносимая — тридцать-тридцать один градус. Здоровым людям было трудно. Пока ставили кадр, я укрылась от солнца в лесу и набрала пучок земляники. В. Н. Скуйбин уже не мог сам поднести ягоду ко рту. Я стала давать ему ягоды. Ну, конечно, кто-то из группы щелкнул этот момент, и никто не подозревал, какой разговор шел в это время между нами.
— Вкусно? — спросила я его.
— Очень! И, вероятно, еще потому, что это, наверное, последний год я ем землянику.
Я стала говорить ему, что он вылечится и еще много картин снимет.
— Нет, я знаю, что мое дело конченое — с моей болезнью из тысяч людей один живет десять лет. Хоть бы еще одну картину сделать, но, наверное, не выйдет. Видите, как я уже беспомощен.
В это время к нам подошел оператор, и я была поражена, как спокойно, по-деловому Володя обсуждал будущий кадр.
За все время работы с ним я не видела его унылым, жалующимся, он очень часто смеялся, шутил, и я, особенно после этого разговора с Володей, поражалась его необычайному мужеству выдержке, любви к своему делу.
Он не был доволен моей работой над ролью, и я не могла даже спорить с ним, если была с чем-то не согласна. Я боялась его волновать. Работа над ролью протекала мучительно. Я не всегда понимала, что он мне советовал, но он терпеливо выправлял меня, пробовал по-разному, снимал по нескольку раз и никогда не был резок, раздражителен со мной, как, кстати сказать, и с другими актерами. И когда картина и моя работа получили высокую оценку, я была очень благодарна Владимиру Николаевичу за помощь, за труд, потраченный на меня, за его чуткость, любовь и внимание к актеру.
Он работал (после «Чудотворной») еще над одной картиной («Суд»), работал мучительно, уже не двигаясь и с трудом разговаривая, и можно только преклоняться перед его высоким человеческим мужеством, перед его необыкновенным подвигом, перед его безграничной преданностью своему делу, которому он служил до последнего дня. Очень горько, что его талант, его ум, его жизнь так рано, так несправедливо оборвала смерть.
Половикова К. Кто может сказать // Жизнь и фильмы Владимира Скуйбина. М.: Искусство, 1966.