То обстоятельство, что «Октябрь» был выпущен почти одновременно и в центре, и в провинции, сильно помогло выявлению общей оценки. Десятки провинциальных газет, горячо отозвавшихся на появление фильмы, уделили ей много места на своих страницах. Газеты крупных городов открыли дискуссию по поводу «Октября» и обращаются к читательским массам — рабочим-партийцам, комсомольцам — с просьбой высказать свое мнение (Оренбург, Сталинград, Тверь, Ростов-на-Дону и так далее).
Общее мнение о картине резюмируется везде в одном и том же духе:
— «Октябрь» — колоссальное полотно большого художника, крупнейшее кинематографическое произведение нового нарождающегося искусства (г. Оренбург, «Смычка»).
— Эта картина — колоссальнейшая победа советского кино. Она, безусловно, превосходит все то, что знает мировой экран («Тверская Правда»)
— «Октябрь» Эйзенштейна и Александрова — это огромное социальное полотно, воплотившее в себе всю героику, романтику, динамику и пафос Октябрьских дней. Постановкой «Октября» Эйзенштейн окончательно закрепляет за собой имя величайшего мастера киноискусства наших дней («Звезда», гор. Пермь).
— «Октябрь» — это мировое произведение кино, как искусство величайшей социальной, художественной и исторической значимости («Рабочий Путь», гор. Смоленск).
— «Октябрь», бесспорно, является крупнейшей победой социалистической культуры и по своему художественному и социалистическому значению далеко выходит из пределов достижений советской кинематографии. «Октябрь» — большая победа советского искусства, которой мы можем гордиться, как прекрасным детищем победившего пролетариата («Рабочий Край», Иваново-Вознесенск).
Но, сходясь в общей оценке картины, газеты расходятся во мнениях по отдельным частностям, зависящим преимущественно от восприятия пишущего отзыв.
Так, по вопросу о том, заражает ли пафос фильмы, даст ли она героический подъем зрителям? — «Смычка» (Оренбург) пишет:
— Эйзенштейну удалось как никогда и никому до этих пор передать героику, пафос дней, которые потрясли мир. Когда смотришь «Октябрь», его героев, массу, — заражаешься неподдельным революционным энтузиазмом. Картина живет, картина заставляет действовать, картина заражает доподлинным революционным бытом.
«Сталинградская борьба» говорит, что в этих эпизодах столько неподдельной жизни, так много убедительной правды, что экран целиком овладевает зрителем.
«Коммуна» (Самара) пишет: «Нельзя удержаться от аплодисментов, ибо Эйзенштейн сумел передать пафос борьбы Октябрьских дней, он из простой по существу исторической хроники сумел создать потрясающий фильм — фильм, заставляющий зрителя вновь пережить и перечувствовать незабываемые дни Великого Октября».
И, наконец, газета Иваново-Вознесенска над восторженными отзывами рабочих помещает лозунг: «Близкая, родная картина для рабочего». «„Октябрь“ захватывает и зажигает. Из революционных картин — эта лучше всех».
Всем этим отзывам приходится столкнуться с голосами отдельных газет, которые утверждают, что в картине нет цельности, нет «единства действия», нет органической спайки частей. Нет нарастания событий. А в итоге — нет подлинного захвата зрителей («Саратовские Известия»). Таковы две точки зрения большинства и меньшинства, столкнувшиеся в вопросе воздействия картины на зрителя. И совершенно особую оценку дает этому моменту фильмы газета «Молот» (Ростов-на-Дону).
— Авторы картины не приберегли к финалу наиболее яркие и выразительные средства, имевшиеся в их распоряжении, благодаря чему Октябрьский переворот и не производит того впечатления, которое он должен был производить. Между прочим, это дало повод говорить, что в «Октябре» нет пафоса борьбы. Конечно, это неверно.
Беда в том, что концентрированный пафос событий нарушается ненужными подробностями и отступлениями.
Значительно ожесточеннее идут вопросы о символике картины, о ее пресловутом «обыгрывании» вещей. Если одни газеты считают, что допущена какая-то ошибка и возведен в культ «излишний упор» на любование вещами ради «любования», то тут же рядом — строки восторга по адресу «изумительных и ярких аллегорий и символов». (Тот же «Молот»). Другие относят к числу недостатков «перегруженность символикой, трудной для восприятия массовым зрителем» («Вятская Правда»), и считают, что игра вещей, не лишенная оригинальности, в конце концов, производит впечатление чего-то надуманного («Тамбовская Правда»). И, наконец, третьи безоговорочно восхищаются аллегориями, символами, оживлением и игрой мертвых вещей, богатейшим художественным языком фильмы, исключительным по своей выразительности («Тверская Правда», «Красная Башкирия», и так далее). А «Коммуна Самары» считает, что «символика, на которую Эйзенштейн не скупится, которую некоторые критики называют «эстетством», являющимся, якобы, непонятным для массового зрителя, всегда подчеркивает у Эйзенштейна известные моменты, заставляет зрителя острее и яснее воспринять то, что хотел режиссер.
Скрещиваются перья и вокруг вопросов о монтаже (его короткости), о динамике фильмы, о массах, о типаже — все детали картины обнаружены в ярком свете многочисленных отзывов. Вокруг «Октября» кипит бой по линии всего фронта художественного протяжения картины. Дискуссии в провинциальной прессе широко разворачиваются, при участии читательских масс, с выдвижением требований культурного проката (здесь попало Совкино).
Это волнующееся вокруг фильмы море мнений есть лучшее доказательство ее колоссальной социальной значимости. Она вышла далеко за пределы обычного «боевика». И недаром же почти все (85%) отзывы начинаются или кончаются словами:
— «Октябрь» — новая грандиознейшая победа. «Октябрь» должны видеть все рабочие, все партийцы, все комсомольцы. «Октябрь» — это Октябрь в кино-искусстве, праздник советской кинематографии.
«Октябрь — наш и для нас».
Провинциальная пресса о фильме «Октябрь» // Кино. Еженедельная газета ОДСК. 1928. 10 апреля.