Антон Долин: «Долгая счастливая жизнь» Бориса Хлебникова начинается с пожара ‹…›.

Режиссерский язык Хлебникова предельно конкретен, в нем пробежавшая в кадре собака всегда означает собаку, но понятно, что этот пожар — не просто пожар, это ‹…› стихия, которой невозможно противостоять сообща, потому что разрушены какие-то единые для всех основания жизни, и теперь каждый за себя, и у каждого своя хата с краю, и рубашка ближе к телу. Хлебников вообще не склонен рвать на груди рубаху по поводу распада устоев и прочих свинцовых мерзостей — его интересует не столько грубая реальность или страшная правда, сколько обычная жизнь.

Выражаясь совсем просторечным языком, «ДСЖ» — это фильм о том, как вписываются и соскакивают. Как ярости благородной хватает только на день-другой, а дальше начинаются свои дела ‹…›. И останется, в лучшем случае, только один — которого мы сами вытолкнули вперед, чтоб не дать победить скучному и жадному злу — и которому теперь уже неоткуда выписываться и некуда отступать.

Василий Корецкий: ‹…› «Долгая счастливая жизнь» — это триллер слез: из русской литературы мы уже знаем о герое чуть больше, чем он знает сам (а на самом деле — все), и с неприятным волнением следим за тем, как он последовательно «перечеркивает себя» (цитата из фильма): идет на поводу у толпы, не внемлет советам разума, вслух убеждает себя в правоте своего нелепого (и никому, как вскоре выяснится, не нужного) дела. Все это жалко, криво, безнадежно, фатально. ‹…› здесь фатальность — не достойный противник эпического героя, а судьба неудачника, станционного смотрителя и идущего в народ студента, немного стыдная, мелкая, лишенная на самом деле героики. Этой судьбе вот уже двести лет, и кажется — она, как призрак, будет еще лет двести ходить по России.

Василий Степанов: Это кино-протест — против себя, против сложившейся фестивальной репутации, против шаблонов, засевших в критических головах. ‹…› Формальной мотивации для финального нервного срыва и кровопролития нет. Но тем они и страшнее, ведь Александр Сергеевич — альтер-эго самого режиссера, тихо вспахивавшего скудное поле русского кинематографа и вынужденного отдуваться за разбежавшихся соратников по «волне», как только назрела необходимость в актуальном высказывании.

Андрей Плахов: Создатели фильма ‹…› дистанцируются от чересчур буквального прочтения сюжета как политического манифеста. ‹…› Актуализируется история с дутыми революционерами, которые имеют свойство быстро сдуваться. Но сюжет звучит ‹…› скорее как классический, открытый еще Пушкиным. Фильм Хлебникова — пионер этой темы в кино, но дело им явно не ограничится.

В картине есть начало, есть леденящий кровь финал, но как будто нет середины. ‹…› Драматургия Александра Родионова ‹…› конспективна и обнаруживает связь с эстетикой докудрамы. Она хорошо работает в других случаях. Однако в данном взятый прицел на классику ‹…› требует иного, эпического ритма.

Олег Зинцов: Невозможность русского вестерна — такой же важный для фильма Хлебникова сюжет, как и безнадежность русской жизни. Жанр требует героя действия, а Хлебников показывает, что такого героя у нас сегодня нет.

Станислав Зельвенский: Есть что-то парадоксальное и в то же время очень понятное в том, что Борис Хлебников, вроде бы самый мягкий и интеллигентный в своем поколении, одновременно единственный из них раз за разом ставит остросоциальные, не понарошку тревожные картины. ‹…› То, что в кривом зеркале выглядит утешительной комедией, в ‹…› оказывается не трагедией даже, а каким-то бесконечным тупиком. И трудно сказать, вина ли то экономного стиля Хлебникова — или просто окружающего пейзажа (судя по последнему кадру, сам Хлебников винит пейзаж), что после этого кино возникает желание не хвататься за топор, как вроде бы должно быть, а поваляться под журчание реки на лужайке, желательно лицом вниз.

Мария Кувшинова: Одна из главных проблем картины — герой в исполнении Алесандра Яценко. ‹…› нам не предъявляют ни одной убедительной причины, по которой деревенские мужики должны называть его хозяином ‹…›. Фермер здесь терпит крушение не потому, что русская жизнь — бесконечный тупик (хотя тут не поспоришь), а потому, что он занялся не своим делом и оказался не в своем фильме.

Лидия Маслова: Любителям режиссера Хлебникова как автора остроумных психологических портретов ‹…› «Долгая счастливая жизнь», вероятно, покажется скудноватой по человеческому материалу, по характерологической фактуре. Народная массовка, на фоне которой мечется растерянный Александр Сергеевич, невзрачная, гниловатая как картошка,- сначала вроде бы за хозяина горой, а потом на попятный ‹…›. среди этих «всех» трудно вычленить отдельные лица героев и злодеев, правых и виноватых, выходит только эскиз тотального хаоса, где есть лишь одна четкая константа — журчащая постоянным шумовым фоном река, которую камера Павла Костомарова внимательно фиксирует и в начале, и в середине фильма, а в конце еще более подробно и долго всматривается в мутноватую воду ‹…›.

Зара Абдуллаева: «ДСЖ» — ясное высказывание. Фильм ‹…› без ложных ходов, но и без сложных сюжетных вывертов. И это правильно.

Сила «простых историй» слишком часто, особенно в нашем климате, недооценивается. Между тем действие (предложение чиновников) вызывает противодействие (нежелание народа подчиняться), а еще одно действие (предательство народа) — противодействие фермера. Его единоличный бунт.

Долин А. Каждый за себя, и бог против всех // Lenta.ru. 2013.
17 апреля.

Корецкий В. Смерть за картошку// Colta.ru. 2013. 12 апреля.

Степанов В. Рецензия// Film.ru. 2013. 10 апреля.

Плахов А. Земля перепахала// Коммерсантъ. 2013. № 62. 10 апреля.

Зинцов О. Невозможность жанра// Ведомости. 2013. № 3324.
10 апреля.

Зельвенский С. Рецензия// Afisha.ru. 2013. 3 апреля.

Кувшинова М. Рецензия// Afisha.ru. 2013. 11 апреля.

Маслова Л. Сельская честь// Коммерсантъ. 2013. № 12. 5 апреля.

Абдуллаева З. Простая история// Коммерсантъ. 2013. 9 февраля.