Как объяснить лоху, что такое подделка? Наверное, никак: кто верит, что молодой талантливый автор берет диапазон от провокации до чуда, что реальность обнажена, диалоги точны, актеры органичны, а в селе Угорники мальчишки сняли на мобильный телефон Богородицу, восставшую из вод реки
Российская критическая мысль предлагает две диаметрально противоположные трактовки «Класса коррекции» (что само по себе не может не настораживать). Первая: это флагман «новой волны», шедевр реализма (все как в жизни!), всхлип подросткового отчаяния и «Чучело» XXI века. Вторая: это изящная постмодернистская выходка, гротеск, собственная вселенная, пылающий жираф и выход молодого талантливого провокатора на территорию Балабанова и фон Триера.
И то и другое — большой аванс.
Первая версия — народная, это кино так и будут смотреть, и про нее стоит поговорить подробнее. Вторая — более изощренная, и в связи с ней есть одно принципиальное замечание: для провокации в этой картине маловато провокатора. ‹…› В «Классе коррекции» Ивана И. Твердовского нет, мы не видим его. Наверное, потому что он все же человек и устроен сложно, а герои его схематичны и лишены полутонов:
Твердовский от незнания избранного предмета, от непонимания, что такое провокация, озверение, предательство, чудо, но от желания непременно все это показывать как будто поднимает перед зрителем таблички «Провокация!», «Озверение!», «Предательство!», «Чудо!», и когда дело доходит до таблички «Автор!», он демонстрирует в телевизоре фрагмент собственного короткометражного фильма «Собачий кайф» и вкладывает в уста одной из героинь реплику: «Зачем такое снимать, как дети себя придушивают?». Так, на несколько секунд, на заднем плане кокетливый, но пугливый создатель являет себя миру.
Парадоксальным образом именно отсутствие автора, отсутствие его альтер эго и личных переживаний, не позволяет причислить «Класс коррекции» к российскому кинематографу десятых годов.
Новых кинематографистов ‹…› отличает не столько приверженность определенной эстетике («Гиперреализм!», «Дрожащая камера!»), сколько именно это: отсутствие страха перед прямым высказыванием, перед предъявлением себя миру не в виде подмигивания, а целиком — со всеми своими несовершенствами, глупостями и болью ‹…›. Бытование этого авторского высказывания на данном этапе существует в симбиозе с определенной эстетикой, во многом сложившейся под влиянием документальной школы Марины Разбежкиной. ‹…›
Именно эстетика и является причиной путаницы в интерпретациях, и именно
Прошло всего двадцать лет с манифеста «Догмы», пятнадцать — с триумфа дарденновской «Розетты», тринадцать — с теракта в
Похвально, но поздновато — эстетический маятник в мировом кино уже качнулся назад, от гиперреализма к визуальной избыточности и тщательной простроенности кадра ‹…›.
Борис Хлебников
Кувшинова М. Про уродов? Про людей? // Colta.ru. 2014. 25 сентября.