Как объяснить лоху, что такое подделка? Наверное, никак: кто верит, что молодой талантливый автор берет диапазон от провокации до чуда, что реальность обнажена, диалоги точны, актеры органичны, а в селе Угорники мальчишки сняли на мобильный телефон Богородицу, восставшую из вод реки Быстрицы-Надвирнянской, — тот пусть верит.

Российская критическая мысль предлагает две диаметрально противоположные трактовки «Класса коррекции» (что само по себе не может не настораживать). Первая: это флагман «новой волны», шедевр реализма (все как в жизни!), всхлип подросткового отчаяния и «Чучело» XXI века. Вторая: это изящная постмодернистская выходка, гротеск, собственная вселенная, пылающий жираф и выход молодого талантливого провокатора на территорию Балабанова и фон Триера.

И то и другое — большой аванс.

Первая версия — народная, это кино так и будут смотреть, и про нее стоит поговорить подробнее. Вторая — более изощренная, и в связи с ней есть одно принципиальное замечание: для провокации в этой картине маловато провокатора. ‹…› В «Классе коррекции» Ивана И. Твердовского нет, мы не видим его. Наверное, потому что он все же человек и устроен сложно, а герои его схематичны и лишены полутонов: сука-уборщица, сука-завуч, тварь-одноклассница, зверь-одноклассник, «Беспалов сдох», «Я молод! Понятно вам?». ‹…› Похожим образом в нулевые в русских боевиках показывали драки, не умея их ставить и снимать: стоит сарай, раздается шум, из окна вылетает человек; не событие, а индекс.

Твердовский от незнания избранного предмета, от непонимания, что такое провокация, озверение, предательство, чудо, но от желания непременно все это показывать как будто поднимает перед зрителем таблички «Провокация!», «Озверение!», «Предательство!», «Чудо!», и когда дело доходит до таблички «Автор!», он демонстрирует в телевизоре фрагмент собственного короткометражного фильма «Собачий кайф» и вкладывает в уста одной из героинь реплику: «Зачем такое снимать, как дети себя придушивают?». Так, на несколько секунд, на заднем плане кокетливый, но пугливый создатель являет себя миру.

Парадоксальным образом именно отсутствие автора, отсутствие его альтер эго и личных переживаний, не позволяет причислить «Класс коррекции» к российскому кинематографу десятых годов.

Новых кинематографистов ‹…› отличает не столько приверженность определенной эстетике («Гиперреализм!», «Дрожащая камера!»), сколько именно это: отсутствие страха перед прямым высказыванием, перед предъявлением себя миру не в виде подмигивания, а целиком — со всеми своими несовершенствами, глупостями и болью ‹…›. Бытование этого авторского высказывания на данном этапе существует в симбиозе с определенной эстетикой, во многом сложившейся под влиянием документальной школы Марины Разбежкиной. ‹…›

Именно эстетика и является причиной путаницы в интерпретациях, и именно из-за нее «Класс коррекции» многие принимают (и будут принимать) за чистую монету. Разумеется, Твердовский воспроизводит не реальность, а именно текущее общепринятое представление о кинематографическом правдоподобии, сформированное главным образом телесериалами Германики: дрожащая камера не поспевает за героями; школьный коридор, через экран пахнущий мокрой тряпкой; взрослые-упыри и дети-упырята; все умрут, а я останусь (с нажимом на «умрут»). В момент выхода «Школы» это вызывало у массового зрителя шок, четыре года спустя «вторая заварка» получает на «Кинотавре» не только приз за дебют, но и награду от прокатчиков как потенциальный коммерческий хит.

Прошло всего двадцать лет с манифеста «Догмы», пятнадцать — с триумфа дарденновской «Розетты», тринадцать — с теракта в Нью-Йорке, кадрами горящих башен утвердившего новые стандарты достоверности, и вот русские люди по обе стороны камеры перестали бояться дрожащей картинки.

Похвально, но поздновато — эстетический маятник в мировом кино уже качнулся назад, от гиперреализма к визуальной избыточности и тщательной простроенности кадра ‹…›.

Борис Хлебников как-то сказал, что сначала не принимал обвинений в чернухе, а потом догадался: чернуха — это невнятность высказывания, и в этом смысле «Класс коррекции», конечно же, чернуха в духе ранних нулевых, хоть и упакованная в эстетику ранних десятых: то ли дождик, то ли снег, то ли было, то ли нет.

Кувшинова М. Про уродов? Про людей? // Colta.ru. 2014. 25 сентября.