В 1927 году, приехав в Москву, я был свидетелем того, что можно назвать предвестием многого, Эйзенштейн пригласил меня на просмотр материала «Октября», устроенный для представителей не то ЦК, не то МК. При всем почтении к руководству я, скажу прямо, содрогнулся, увидав физиономии приглашенных. Не хочется их называть. Думаю, что три вершителя судеб «Октября» не годились не то что в ангелы, но, попросту, в культурное общество. Кроме них и меня были на просмотре Эсфирь Шуб и милейший, совсем незверского вида старый большевик с бородкой, понятия о кино не имевший, председатель Совкино К. Шведчиков. Постановщик явно нервничал, ходил по прилегающему коридорчику с видом «ничего хорошего не жди». Обольстительно улыбаясь, Г. Александров целых полчаса разъяснял представителям, что такое монтаж. Им, по-видимому, это понравилось. На заранее злобных лицах появилось подобие улыбки. Она стала стремительно исчезать, когда начался показ кусков. Куски как куски: нескладные ударницы из женского батальона рядом с беломраморными нимфами, пляска кавказской дивизии, никак не отрывавшаяся от разведенного моста лошадь, были кадры атаки ворот Зимнего, приезд Ленина и речь с броневика. Все дело было в том, что Эйзенштейн снимал для одного фильма материал вдесятеро больший. Потом монтировал, что делал он блестяще, частности тушевались, появлялось главное, значимое.
Но пока что был материал. Представители бушевали, угрожали, намекали на расправу. В воздухе маячило будущее. Как известно, Эйзенштейну не дали ни доснять, ни смонтировать. Какие там две серии, о которых мечтал, на которые имел право режиссер! Одна, и все.
Многие умеют определить, что такое любовь, что такое дружба.
Боюсь, я не умею. Но точно знаю: в тот час я был не рядом с товарищем, я был в нем, дрожал его дрожью, отчаивался и старался верить в чудо, как он. А что если эти три человека, ничего в том, чем мы жили, не понимающие, вдруг поймут, каким-то чутьем поймут, от какой-то высшей веры поверят?..
Чуда не произошло. Им не нужно было искусство. Им нужен был ихний порядок, их «бизнес». А ведь был еще только двадцать седьмой год. Однако началось это и того раньше. Не забудем, что так называемое «новое советское кино», или попросту «советское киноискусство», началось, по существу, в двадцать третьем. Год фактически уже без Ленина. Да впрочем... Пять с лишним лет верили многие (далеко не все, но многие, особенно молодые) в то, что неразрывно слиты искусство и революция. Верили по-разному, но в этом были едины. Верил не только Маяковский, верил Блок. Очень недолго верил. Другие оказались то ли менее проницательными, то ли более верующими. Для них не прозвучали слова «голоса из хора».
Трауберг Л. Голос из хора // Киноведческие записки. 1992. № 16.