Сюжет фильма прост. Герои Олега Янковского и Сергея Гармаша продолжают любить умершую от сердечного приступа женщину, которая на протяжении 15 лет была для одного женой, а для другого — любовницей. Муж (Янковский), интеллигентнейший профессор-лингвист, покойной жене сам периодически изменял, но о ее любовнике и мысли допустить не мог. Тем более ему не могло прийти в голову, что его жена вела двойную жизнь с мужчиной вполне заурядным: сначала военным, а после отставки — работником в паспортном столе. Не только герои, но и зрители «Любовника» не могут понять, с кем же у покойной было больше общего — с мужем или с любовником. Женщина, падающая без чувств на кухне в самом начале фильма, так и остается загадкой. Даже лицо ее не показано: физическая оболочка не нужна в картине, герои которой в отличие от героев обычных любовных историй делят не тело возлюбленной, а ее душу.
Впрочем, «Любовник» допускает разнообразные интерпретации — начиная от банального любовного треугольника и заканчивая философскими обобщениями: сюжет поворачивается разными гранями в зависимости от жизненного опыта зрителя. Так, на одной из пресс-конференций режиссер рассказал о своих наблюдениях за восприятием его фильма зрителями разного пола. Женщинам, которым трудно идентифицироваться с героями, смотреть «Любовника» даже приятно: он совпадает с их наивной фантазией о том, как можно отомстить неблагодарным мужчинам собственной смертью, а потом смотреть с того света, как они здесь будут мучиться, метаться, постепенно осознавая реальный масштаб потери. На мужчин картина производит гораздо более тяжелое и гнетущее впечатление. Что касается самого автора, то он меньше всего склонен навязывать свое понимание: «Я снимал экзистенциальную драму, но каждый найдет в картине то, что ему близко. Меня же интересовали вопросы, кто ты, как ты живешь на самом деле, кто вокруг тебя. Человек жил долгие годы с женщиной, о которой, как выяснилось, ничего не знал, но ему так было удобно. По-моему, иллюзия — самая страшная на свете вещь. Большинство людей не живут в реальном мире, а когда очнутся — боль непереносима».
Маслова Л. Договоримся о любви // Коммерсантъ-Власть. 2002. 28 октября-3 ноября.
На кинофестивале в Сан-Себастьяне «Любовник» получил два приза — за сценарий и операторскую работу. Так отметили труд режиссера Валерия Тодоровского, в то время как приз за режиссуру достался китайскому неприкасаемому Чену Кайге. Сценарий Геннадия Островского, просто и точно придуманный, выжимает массу психологических подробностей из лишившегося третьего угла треугольника <...>, а картинка Сергея Михальчука, теплая, сентябрьская, пока не промерзла душа, наполняет фильм какой-то неподобающей и оттого особенно душераздирающей светлостью. Но, конечно, это Тодоровский собрал все воедино и выпустил стройный и, что вдвойне приятно, безответный, преклоняющийся перед неразрешимостью жизни фильм.
Брашинский М. [О фильме «Любовник»] // Афиша. 2002. 1 окт.
Сценарная незаурядность «Любовника» очевидна. Хотя в основе всей истории лежит банальный любовный треугольник. <...>
Само участие в проекте Валерия Тодоровского обрекает фильм на успех. Во-первых, не приходится сомневаться в кинематографических способностях человека, снявшего «Любовь», «Подмосковные вечера» и «Страну глухих». Каждый из этих фильмов в свое время называли «новым словом» российского кино. Во-вторых, Валерий Тодоровский несколько лет возглавляет сериальное производство канала РТР. И значит, на примере всех этих «законов», «московских окон», «семейных тайн», «Каменских» и «бригад», которые бьют все рейтинговые рекорды, он понимает, в каком именно кино сейчас больше всего нуждается зритель <...>.
Карахан А. [О фильме «Любовник»] // Коммерсант. 2002. 18 окт.
[«Любовник»]. Картина серьезная, по очень хорошему сценарию Геннадия Островского, с замечательными актерскими работами; герои поднимаются даже — страшно сказать! — до социальных типажей, и угаданы эти типажи довольно точно; режиссера волнует в самом деле важная проблема — как жить в мире, где рухнули прежние представления, как выбрать между любовью и ненавистью — потому что, если не выбрать, умрешь. И вообще, рассматривать фильм Тодоровского в одном ряду с кинематографом Гинзбурга-Стриженова-Янковского-Кончаловского-Прыгунова в принципе оскорбительно для «Любовника». Все-таки у последних семидесятников — вроде Тодоровского и Месхиева с его «Дневником камикадзе» — сохранилось и чувство формы, и представление о добре и зле, все-таки они не тусуются и занимаются искусством всерьез, да и как не восхищаться теми, кто среди всеобщего обвала планки ставит себе серьезные социальные и эстетические задачи! Я Тодоровского-младшего очень люблю и горжусь, что я его современник: таких умных людей во всяком поколении немного. Но пытаясь вызвать в памяти некий цельный образ «Любовника», понимаешь, что фильм этот смотрится шедевром на фоне кинематографа восьмидесятников ровно потому же, почему и 70-е на фоне перестроечных лет глядятся временем умным и честным. Тодоровский сформировался тогда, и его сдержанный социальный реализм восходит к позднему Райзману и зрелом Авербаху.., но ведь восходит! Ведь «Любовник» есть именно упражнение на темы «папиного» кино с его странными сладкими женщинами и мужчинами, не находящими себе места ни во сне, ни наяву. Очень интеллигентное, пожалуй, что и своевременное, то есть восхищаешься уже не тем, что человек «мама» сказал, а тем, что он написал чудесное сочинение по «Войне и миру». Но рядом с «Войной и миром» его не поставишь, да он на это и не посягает. И тут уже начинаешь спрашивать себя: да что же это произошло со страной в 90-е годы, если после них она так долго и мучительно приходит в себя! Ведь на фоне нашего старого кино все нынешние экзерсисы глядятся примерно, как Безыменский на фоне Блока, в лучшем случае — как Пильняк на фоне Белого!
Быков Д. Назад в будущее // Искусство кино. 2003. № 3.