Я отвык раскаляться радостью докрасна, чтобы в достаточной мере оценить работу Эйзенштейна. Я слишком косо посматриваю на собственный энтузиазм, чтобы найти горячие и восторженные слова для поздравлений советского кинодела с огромной и подлинной победой. Победа эта не только в тех или иных эффектно показанных кадрах; не только в замечательной технике фотографии и типаже. Победа — в высоком уровне культуры, который отмечен отныне этой фильмой и который не в состоянии снизить никакие минареты смерти и тайны маяков. Новый герой введен в сознание зрителя. Герой этот — не аллегоричен, не условен, не фетишистски слащав. Он реален и подавляющ в своей подлинности в мощи своих восстановленных форм, он убедителен действительностью своего существования.

Этот герой — революционный броненосец, подчинившийся воле матросских рук, сбросивший с себя накипь традиционных привилегий, мертвую казенщину принудительной дисциплины и вольной грудью вспенивший свежее море.

Этот переход-перелом его из-под власти адмиралов и капитанов в крепкие руки, впервые ощутившие свое право и свою силу, — показан с потрясающим мастерством.

Вся незнакомая обстановка военного судна, мощь его машин, своеобразие его форм, тяжесть его орудий так импонирует так заинтриговывает внимание зрителя что глаза буквально прикованы к экрану, боясь упустить малейшую подробность, мельчайшую деталь овладения этой механической громадой — государством прочно пригнанных частей, всей его сложной оснасткой, конструкцией, вооружением.‹…›

Матюшенко и Вакулинчук. Таковы ли они на самом деле? Может быть, портретное сходство и не соблюдено, но именно они должны быть зачинщиками восстания. Это — суровые лица не боящихся смерти моряков; это — упорные глаза, не привыкшие заволакиваться страхом перед непогодой.

Наконец, бытовой уклад жизни на броненосце — трюм, бак, орудийная башня, работа машин палуба — все показано чисто и четко, не только для фона, «для декорации». Нет, все живет и дышит участием в нарастании действия. Ничто не упущено и не забыто. Зритель видит броненосец снаружи и изнутри.

И когда он знакомится до мельчайших подробностей с местом действия — развертывается само действие. В чем оно? В движимом ли воздухом брезенте, спавшем с приговоренных к расстрелу матросов?

В ощущении ли вызываемого в воображении звука клавиш, на которые наступает нога спасающегося от матроса офицера; в хрупкости ли стеариновых свечей, ломающихся под тою же подошвой?

Конечно, главным образом в этих неприметных зрителю сразу деталях. В деталях, вызывающих те или иные подсобные эмоции, оперирующих не только с глазом, но и посредством его.

Из них и вырастает фактура фильма. Фактура, зависящая не только от качества пленки (она мыслится, как необходимое данное) но и от выпуклости и пропорциональности впечатлений, из которых родится общая перспектива действия.

О «Броненосце «Потемкине» писать нужно много и подробно. О том, как снята вода и туман, о том, как пересекает экран дуло орудия; о том, наконец, как волнуется зритель — даже зная развязку этой трагедии, когда «Потемкин» идет навстречу эскадре, поворачивая боевые башни. Этот момент наивысшего напряжения действия непревзойден по силе внушения правдоподобия происходящего, и никакому виду искусства не дано так увлекать воспринимающего его воздействия. Замечательны лица у палатки мертвого Вакулинчука. Великолепна лестница одесского спуска. Лица, костюмы, фигуры, жесты — все подобрано тонко и тщательно.

А рыбачьи лодки везущие провиант к «Потемкину»!

А колясочка с ребенком, катящаяся по лестнице!

А свеча в мертвых руках Вакулинчука!

Все это — это накопление деталей, которые одни только создают правдоподобие действия,

В одном можно предостеречь Эйзенштейна: кровь на экране скользка и холодна: ее нельзя показывать без того, чтобы зритель не усомнился во всем, не встряхнул головой. Все ведь можно снять и показать. Но когда показывается кровь — объектив убирается. Ибо он никогда не лжет. Все жесты можно воспроизвести — кроме жеста пули, вспарывающей живот. Его нельзя показывать бутафорски. Как обойтись без этого? Можно. Этому порукой ваша режиссерская изобретательность.

Асеев Н. «Броненосец „Потемкин“» // Советский экран. 1926. № 1.