Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
«Спасатель»
Фрагмент сценария



Гриша Ганин пел в ванной.

Вода из душа отвесно била ему в темя.

Шел пар.


Ася бесстрастно глядела в окно. За окном перед домом простирался обширный луг, поросший травой. Дальше — шоссе. По шоссе бежали автомобили, кажущиеся отсюда почти игрушечными. До Москвы было недалеко. Хорошей езды, может, часа три.


Еще дальше лежало под небом огромное озеро. Небо с утра было серым. Лениво волоклись по нему растрепанные облака.
Ганин на кухне ловко резал хлеб, лук. Намазывал бутерброды. Разливал по стаканам молоко. Ася, подперев лицо рукой, сидела напротив. Слушала.

«Спасатель». Реж. Сергей Соловьев. 1980


— Бред какой-то, — Ганин качал головой. — Но пристал, понимаешь, с ножом к горлу, не отвертишься. Надеюсь, говорит, он вас вылепил. Духовно. Это Ларь меня вылепил. Понимаешь? А? Сегодня, говорит, прямо съемку и организуем. На рабочем месте. Вы кто? Ах, закройщик? Прелесть, прелесть! Очень, говорит, оригинально! Исключительно настырный молодой человек попался. В шляпе. А фамилия — Вараксин. Я ему и так и сяк. Вы не к тому обратились, я обыкновенный, рядовой, серый. У меня даже мысль вдруг мелькнула, может, тебя ему посоветовать. А потом жалко отчего-то стало, сам отмучаюсь, думаю, ладно... Нет, это же нужно такое сообразить! — опять изумился Ганин и покачал головой.

— Художник, говорит, — и модель!


Ласково поцеловал ее в лоб.
На кухне было чисто, уютно, светло. Ослепительно сверкал белый кафель...


Их дом стоял посередине изумрудного луга, как океанский лайнер в тихой бухте, — новый, белый, огромный, красивый. Ветер играл травой. В траву перед домом был вбит рельс. Ганин опустился на колени с рельсом рядом. В траве нашарил замок, повернул в замке ключ. К рельсу цепью был зачален старый «Запорожец». Ганин отцепил авто от рельса, влез в кабину. Цепь втащил за собой. Мотор завелся сразу.


Ася глядела на Ганина сверху. Видела, как он помахал ей рукой и снова залез в автомобиль, а тот, ковыляя по неприметным кочкам, покатился к шоссе.


В квартире было тихо. Слышно, как у соседей говорило радио, «Последние известия». Ударяя в раковину из неплотно прикрытого крана, раздельно падали капли.

«Спасатель». Реж. Сергей Соловьев. 1980


Блуждая, Ася прошла по квартире. Закрутила на кухне кран. Потушила свет в прихожей. Неприкаянно села на стул посередине комнаты. И вдруг показалась тут совсем чужой.

Ася шла длинным школьным коридором. Сразу вспомнила, как при каждом шаге звук здесь от кафелин пола взлетает вверх, под беленые своды, и перекатывается там долгим эхом. Наугад подошла к двери, ведущей в какой-то класс. Поразилась тому, что увидела его сразу и почти рядом. Он, конечно, не заметил ее. И даже взгляда не ощутил.
А. Н. Лариков вел урок.


Слушали его по-разному.
Некоторые и вовсе не слушали никак.


Некто лопоухий и печальный, жуя, глядел за окно. День уже скатывался к полудню, и вроде бы собирался дождь.


Ася едва приоткрыла дверь. Сразу услышала сквозь щель его голос:
— Ну а вам-то Анна как? Вы сами как считаете, чего она хотела? Отчего жить могла только так вот? А иначе — никак? Какой бес или бог толкал ее и вел, как слепую? Куда? Для чего? Зачем?..
Долго молчали. Лариков сел. Ждал.


Ася глядела сквозь стеклянные переплеты двери.
— Господи, ну кому охота век со стариком горбатить? — сказала вдруг большая улыбчивая девушка. — Вронский был молодой и красивый. А Каренин старый и урод.
— Зато Каренин был добрый, — вяло возразил кто-то.
Зашумели.
— Здрасте, нашла добряка.
— Может, по-твоему, и Вронский добрый? — насели на чистенькую, голубоглазую девушку со старомодной пепельной косой, перекинутой через плечо. Перед ней на парте лежал пухлый том Толстого. — Этот твой добряк Фру-Фру угробил и даже глазом не моргнул...
— Моргнул, — возразила. — Он, когда ей в ухо стрелял, плакал.
— Важно не то, что плакал, а то, что стрелял.
— Сначала Фру-Фру угробил, а потом Анну.

«Спасатель». Реж. Сергей Соловьев. 1980

Захохотали.
Лариков тоже.
Коридором шел Вараксин. Подошел к двери, где стояла Ася. Тоже заглянул сквозь стеклянные переплеты.
— Не помешаю?


Ася пожала плечами.
— Ну а Анна-то для вас что? — не раздражаясь, упорствовал Лариков. — Ведь главное в ней... Она-то чего, по-вашему, хотела?
— Вронского, — уныло брякнул кто-то, и класс покатился со смеху, а тот, кто брякнул, ободренный реакцией, продолжал:— И он сначала ее хотел, а потом расхотел. Образовалась ужасная трагедия. Сплошной кошмар.


— А тут мимо «чи-чи-чи-чи-чи», — подхватив, стал с наслаждением изображать кто-то поезд — ту-у-у-у! — и подергал невидимой ручкой гудка в воздухе, — а дальше, Андрей Николаевич, вы и сами знаете, можно сказать, вспоминать неохота, что дальше вышло...
В этот момент, не выдержав, голубоглазая девочка стукнула «машиниста» увесистым томом Толстого по голове.


— Скажите, — шепотом спросила Ася Вараксина, — я на нее внешне не похожа?..
Вараксин изумленно поглядел на Асю.
— Нет. Ничего общего.
— Спасибо.


В классе хохотали до слез. Лариков тоже.
— А если серьезно, — наконец отсмеявшись, сказал рослый белокурый юноша, утирая платком глаза, — то вот мне, например, все фокусы Анны Аркадьевны просто отвратительны.
Заинтересовавшись, поутихли.
— Нет, правда. Если просто взглянуть. Не как в литературе, а как в жизни. По-человечески. Живет себе молодая дама. Недурна собой. Муж. Сын. Достаток. Явился, видите ли, жеребчик, из военнослужащих. Мужа, конечно же, в шею. На сына наплевать. А потом жеребчик охладел. Опять тихий ужас. И так мы огорчились, что рванули под первый подвернувшийся товарняк. И все это со значительной миной, с такой, что мне непременно восхищаться надо. А если я, допустим, восхищаться не хочу, что делать?


— Я тебя удушу, — в наступившей тишине сказала голубоглазая.
— Интересно, за что?
— За подлость пересказа.
— А непротивление злу?..

Опять хотели похихикать, но получилось не очень. Посидели в тишине.


Ася и Вараксин с интересом глядели из-за стеклянных переплетов дверей.

Лариков уставился куда-то в пол.

— Андрей Николаевич, — наконец, спросили его, — тут все люди взрослые и свои. Положа руку на сердце — лично вам она нравится?.. Анна?
— Да, — подумав, сказал Лариков, — очень.
— Почему?
Лариков встал.
— Вот Толстой отчего-то запомнил, как его, грудного, пеленали. И все говорил про воспоминание это: «нехорошее», «страшное». Называлось это — «свивать». Руки, ноги, голову перепеленывали туго — не шевельнешься. Младенец рос, взрослел, мужал, старился, но его все «свивали». И все новыми свивальниками. И назывались они год от года все благороднее — долг, семейная нравственность, вера, мораль... Но ведь еще в каждом бьется живая душа. Вот она-то спелената и бывает. Получается, путы обязательно надо рвать. Хоть это и не просто совсем. Больно. И смеху вокруг много. Смеются те, которые свои «свивальники» уже давно за благо держат... Вот от них-то, этих пут, Анне Аркадьевне освободиться и хотелось. А вокруг, конечно, смеялись. И, конечно же, я говорил, боль...

Прозвенел звонок. Ася и Вараксин все стояли у двери.
— Потому она мне определенно нравится. Руку на сердце положа.
В классе было тихо.

— Веденеева, ты? — Это Лариков ей обрадовался от души. Ася видела. — Боже мой! Какими судьбами? Сколько лет? Сколько зим?
— Одно, — ответила. — Лето одно. И вот еще зима.
Перемена. Шум, ор, гвалт.
Кто-то кого-то волтузил в углу. Кто-то за кем-то гнался. Кто-то жадно читал учебник.
Вараксин наблюдал издали. Притулились к подоконнику.
— Как живем, Веденеева?
— Спасибо. Омерзительно...

Хотел улыбнуться шутке, покосился. Но понял, что это всерьез.
— Иль не фэ жамэ рьян утрэ!
— Это еще что такое? — изумилась Ася.
— Это, Веденеева, я опять по языку в аспирантуру провалился. Вот взял себе за правило: особо поражающие меня вещи формулировать по-французски.
— Я поразила?
— Уи.
— Шарман.
— Ты где? — спросил Лариков.
— В медицинском. И еще замужем.
— Нравится?
— Где? В медицинском? Или замужем?
Лариков нашелся не сразу.
— Мой муж — Григорий Ганин. Он из «В», из параллельного. До конца не дотянул. В ПТУ пошел. Из девятого. Не припоминаете?
— Не очень. Мне бы увидеть — я сразу вспомню. А так — не очень...
— Напрасно. Потому что он теперь закройщик. У него удивительный, видите ли, к этому делу вдруг талант прорезался. Все как с ума посходили. Вот уже скоро год. Образовалась жуткая очередь. Он, представьте, трудится как пчелка. А очередь совсем не рассасывается. Но вас я могу устроить. По-семейному. Без очереди. По блату, хотите?..
— Черт его знает, — промямлил Лариков.
— У него родители — подполковники.
— Это как?..
— Очень просто. Отец обыкновенный подполковник. Он на пенсии уже, правда. А мать — медик. Военный врач. Но тоже подполковник. Они нам кооператив построили. Две комнаты. И раздельный санузел. Хорошо?
— Хорошо,—опять похвалил Лариков.
Вараксин маячил в отдалении. Случайно встретились глазами. Вараксин приветливо улыбнулся. И Лариков ему издали тоже.
— Ну спасибо тебе, Веденеева, что зашла, — вдруг стал прощаться. — Молодчина, что не забываешь нашу, так сказать, альма матер...

Ася пристально глядела на него.
— Тебя сны не мучат? — спросила тихо.
— Это что с тобой, Веденеева? — изумился Лариков. — Отчего ты вдруг со мной на «ты»?

— Я, видите ли, вру очень много, — сказала Веденеева, и видно было, что это всерьез. — В последний год особенно. Это прямо что-то удивительное. Бывает, неделями слова правды не говорю. То ли это жизнь так складывается, то ли еще почему... Только вдруг невыносимо мне как-то все это стало. Такое мое лживое положение. С чего-то эту жуть ломать начинать надо? — спросила она, но

Лариков промолчал.
— Вот вас, к примеру, уже давно про себя на «ты» зову. Наверное, и в быту так надо?..
Он опять не ответил.
— А про сны я вот почему сказала. Вы, может, помните, в девятом на картошку ездили. Там дождь пошел. Не припоминаете? Это естественно. Мало ли дождей... А я запомнила. Дерево там росло. Посередине поля — одно. Большое. Под этим деревом мы от ливня и спрятались. Вы и я. Рядом стояли. Вот этот ливень мне ночами все и мерещится отчего-то.
Лариков молчал.
— А вы позеленели,— почти без всякого перехода вдруг пожалела его Ася. — Стареть начинаете, что ли? Вам сегодня сколько стукнуло?
— Ты и это помнишь?..
— А как же? Мы вам как-то всем классом поздравление сочиняли. В стихах. «И много-много светлых дней среди друзей-учителей...». Исключительная ахинея, а?.. Так сколько?..
— Тридцать три.
— Смотри-ка, Лермонтова уже шесть лет как застрелили... Правда, Пушкину еще четыре жить.
Вараксин глядел на них издалека.
Стояли посередине бедлама перемены. Потом опять раздался звонок. ‹…›

Соловьев С. . Спасатель. Киносценарий // Соловьев С. 2-INFERNO-2: Александр Баширов, Татьяна Друбич. Киносценарии. М.: АСТ, Зебра Е, 2008.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera