Сюжет фильма Бакура Бакурадзе не то чтобы минималистичен, его по сути нет. Двухчасовой фильм показывает жизнь рачительного фермера Ивана — примерного семьянина, крепкого хозяйственника, отца сына-инвалида. Из местной колонии, которую Иван снабжает мясом, ему присылают на работу двух женщин, отбывающих срок заключения. С одной из них — Любой — у него возникает короткая связь. Но вскоре Люба выходит на свободу и уезжает в город. На этом фильм кончается. Большая часть экранного времени посвящена однообразной рутине фермерского быта: уходу за свиньями, забою и разделке туш, поездкам героя на торговые точки, а также охоте и семейным трапезам.

Минимализм сюжета — не просто признак режиссерского аскетизма; он оправдан самой тематикой фильма, в котором постоянно подчеркивается близость Ивана природе и особенно животным. Бакурадзе ставит в один ряд семейный обед и кормление скота, невеселый секс супругов и случку борова и свиньи. Делает он это, впрочем, без всякого уничижения. Но главное сходство между животными и людьми — это их бессловесность. Все герои фильма, за редким исключением, молчат — и по большей части потому, что говорить им незачем.

Животные, как и герои Бакурадзе, не знают истории. Как заметил Нико Тинберген, какими бы сложными ни были цепочки действий животных, «каждая из них складывается из различных циклически повторяющихся стереотипных актов»^[1]. Такая структура не предполагает развитого линейного сюжета. Весь «Охотник» строится на циклических повторах. Смысл фильма формируется в едва заметных отклонениях от повторяемости.

Параллель с животными необходима в фильме для того, чтобы поставить вопрос о человеке. Когда-то Хайдеггер утверждал, что поведение животного полностью определяется его адаптационными навыками. Человек же способен заново «открыть» свою среду обитания и превратить ее в мир. Поведение человека отлично от повадки животного, так как укоренено в свободе. Частью этой свободы является и речь — область созревания сложных смыслов, — неслучайно так скупо данная в «Охотнике». ‹…›

‹…› Мотив свободы — важная составляющая темы охоты, давшей название фильму. ‹…› Бакурадзе делает Ивана охотником на диких кабанов — то есть свободных родственников тех самых свиней, которых он каждый день забивает на ферме. То же самое касается и рыбной ловли. Иван резко не приемлет браконьеров, убивающих рыбу с помощью автомобильных аккумуляторов, а не с помощью традиционных рыболовецких снастей. То, что охота для Ивана — не что иное, как область желания, а следовательно, свободы, выражается в той настойчивости, с которой он хочет сделать нежно любимого сына-инвалида охотником. ‹…›

‹…› К безусловным достоинствам фильма следует отнести точную форму, найденную режиссером. Бакурадзе избегает в кадре всего, что могло бы придать ему экспрессивность: яркого цвета, необычной композиции. Серая природа, серая погода, серые люди составляют фактуру изображения, не позволяющего подлинной открытости. Даже многочисленные кадры дороги, полей — открытых пространств — отмечены той же унылой, непроницаемой, глухой монохромностью. Также режиссер показывает героев со спины и избегает монтажа взглядов. Взгляд, как считал Эмманюэль Левинас, открывает в лице бесконечность. Монтаж взгляда создает межсубъектное пространство, в которое легко вписывается желание. Бесконечное явление Ивана со спины, с затылка или даже с «загривка» превращает героя в нейтральное (и даже анонимное), самодостаточное тело. Взгляд становится важен только в эпизодах охоты, когда герой целится, но и здесь Бакурадзе избегает экспрессии. Взглядам нет места даже в любовных эпизодах с Любой.

Поэтика фильма строится на контрасте нейтрального изображения и необыкновенно густой, пронзительной фонограммы. Шумы в фильме — визг свиней, грохот и свист машин, хруст шагов по щебню — более экспрессивны, чем изображение. Бакурадзе воспроизводит даже звук скорлупы, снимаемой во время завтрака со сваренного яйца (это яйцо потом возникнет в эпизоде любовного свидания^[2]). Перенос акцента с изображения на фонограмму объясняется тем, что в «бедном мире» нет места предметному богатству. Весь мир ограничен предметами потребления, потребности. Звук же не имеет предметного характера. Все эти визги, скрипы, шорохи имеют прежде всего аффективное, эмоциональное значение. Бакурадзе создает мир «бедного сознания», но этот мир пронизан глубокой эмоцией, которая не может найти выражения ни в словах, ни в действиях. В конце концов, мир «Охотника» — это мир гнетущей закрытости, из которой душа рвется наружу, но не знает путей в простор.

Ямпольский М. Бедные миром // Сеанс. 2011. № 45–46.