‹…› Уже «Шультес», дебют Бакура Бакурадзе, был необычным для нас фильмом. Кроме прочих достоинств, ненарочито космополитичным, завораживающе киногеничным. Москва там снималась как любой другой мегаполис. Бакурадзе начинал со столичной истории, которая могла произойти хоть в Берлине, хоть в Буэнос-Айресе, и не загонял себя в провинцию — непременное пространство для прогрессивно мыслящих режиссеров, не обязательно «народников».
Теперь Бакурадзе углубляется в Псковскую область, на свиноферму. Но опять снимает против правил, установленных в наших пенатах для съемок такой среды. Очевидна его внутренняя потребность или даже упертость снимать именно там и так.
В «Охотнике» нет ни пьющих отморозков, ни развала-распада деревенского уклада, ни социальной репрессивности, звенящей в воздухе. Там идет — происходит — обычная жизнь обыкновенных людей. Расстилается многомерная физическая реальность. Со своим распорядком, трудовым ритмом, семейными хлопотами, неоднозначностью, недоговоренностью. И — с незаживающей, хотя привычной, внутренней раной. Там безупречна достоверность среды, но есть еще нечто — не от мира сего.
Ритм повседневности фермера и охотника, его размеренной жизни в ухоженном доме с женой, взрослеющей дочкой, одноруким сыном-подростком, которого пестуют (учат стрелять левой рукой, набивать в ружье порох, возят в грязелечебницу) любовно и с достоинством, нарушается где-то к середине фильма внезапным, впрочем, исподволь подготовленным поворотом. Поворот этот — нечаянная встреча взрослых, еще не старых людей, фермера и работницы, пребывающей в колонии последний месяц заключения за убийство, — только эпизод, не нарушивший движение сюжета. Но эпизод (жизни), утепливший их рутинные будни внезапной сообщительностью. Нежностью физической близости. Почти родственной и при этом отчужденной.
Природное и человеческое в этом фильме вступают не в конфликт, а рождают притяжение. Заботу о ближнем. О своем ребенке, о посторонней женщине-заключенной, которую фермер заметил, пригрел. Тут не адюльтер, не любовь, «перевернувшая жизнь» крепкого фермера с нездоровым сыном. Простота решения этого мужчины, его короткой связи сродни его же душевному рефлексу. Его, охотника, незаскорузлости и чувствительности. ‹…›
Бакурадзе строит почти все эпизоды картины на действии, сквозь которое транслирует, минуя «эксклюзивные» мизансцены, то, что гложет героев, или смущает, удивляет, разделяя между ними тоску и работу, близость и одиночество. Но главное — необходимое друг другу сродство. Режиссер выбирает язык взгляда, язык ощущений, не пренебрегая филигранной конкретностью повествования.
С нашего экрана давно исчезли люди, про которых было бы понятно, чем они занимаются, к какому социальному классу принадлежат. Не потому ли на вопрос сына (у мемориала Александра Матросова): «Что такое Советский Союз?» охотник не отвечает? Или этот ответ режиссер оставляет за кадром. Зато Бакурадзе показывает трудодни работников фермы, строительство колбасного цеха, завод, где делают войлок и куда перевели заключенных из женской колонии. Зато он внедряет эпизоды-свидетельства не разрушенной связи времен. Есть тут на дне озера останки военного самолета, который интригует мальчика. Есть даже родственники погибшего летчика, которые приезжают туда, где нет его могилы, с цветами и показывают (за столом в доме протагониста) довоенные семейные фотографии. Эта побочная, «ненужная», казалось бы, линия сюжета целомудренно и без педали выводит камерный фильм в большое время. Горячая новость для нового отечественного кино:
Бакурадзе лишает современную реальность поверхностной актуальности, воссоздает ее на экране не на разрыве с прошлым, а в длящемся времени.
Абдуллаева З. Большие и малые // Искусство кино. 2011. № 8.