Я недавно смотрел одну картину и вспомнил, как мы говорили о том, что можно дать один сценарий пяти режиссерам и получится пять разных картин. Я смотрел картину «Чужая родня» и подумал: вот как бывает — ошибки, допущенные в одном плане, по одному поводу, вдруг ложатся на всю картину, и никак от них не избавишься потом. Молодой человек лет двадцати—двадцати двух женится и сразу сам «уменьшается». Как-то так сложилось, что мужчина крупнее, [сильнее] женщины, у мужчины, как у более сильного, [должны быть] в отношении женщины какие-то обязанности. У мужчины должно быть глубочайшее уважение к женщине, ибо, если его не будет, тогда общество будет плохим, потому что женщина рожает детей — это ее великое предназначение. Понятие красоты жизни в быту, в творчестве всегда связано с понятием духовной красоты женщины. А в фильме женщина физически больше всех. Родители тоже меньше ее, и все подруги тоже меньше. Она отсталая, ее нужно выручать из беды. Я один раз видел у себя на сенокосе на Десне птенца кукушки в гнезде малиновки. Отец и мать малиновки кормили это существо, которое было больше их обоих вместе взятых. Их собственные яички были выброшены из гнезда, а этот птенец кричал и злился. [Этот же недоучет получается и в картине]. Это первое. А второе — отец и мать этой героини (причем актриса [Мордюкова] ее играет хорошая; и она ни в чем не виновата, она талантливая женщина), которые должны изображать отсталых людей, представлены в виде старой супружеской пары, на которую невозможно без омерзения глядеть. Почему? Потому что они отсталые. А раз ты отсталый, значит, ты некрасивый.

Я помню, меня когда-то упрекали в том, что Мичурин у меня плохо обращается с женой. Я говорю, что разговаривал с его родственниками, и они мне рассказали, что он был человек очень крутой, детей своих, сына и дочь, прогнал, с женой был в чудовищных отношениях, как и со всеми прочими. Я его образ украсил в этом смысле процентов на тысячу. А мне говорят: «Послушайте, он же крупный ученый, он не должен так грубо с женой поступать». Я говорю: «Да, я думаю, что не должен был, но поступал же так». Мне говорят: «Как он мог это делать?», то есть что-то предписывается: если такой — у тебя такие-то качества, если другой — такие-то. [И в картине] что-то предписывается; отец и мать — отрицательные персонажи, они должны быть противными. Но, товарищи, физическая неприглядность персонажей является и неприглядностью картины.

Вот как иногда вещи обращаются против нас, если мы не додумываем все и если мы выходим за пределы дозволенного в эстетическом плане. Если думать, что это идет от итальянских картин, это плохое заимствование. Итальянские картины делаются в иных социальных условиях, имеют совершенно иные цели, и типажные трактовки там совершенно иного порядка. Вот почему физически облик двух неприятнейших для созерцания людей делает [и самого] мужа [каким-то] маленьким и картину — маленькой. Она, по сути говоря, по объему заложенной в ней драматургии и всего замысла легко может вместиться в четыре эпизода какой-то другой картины.

13 февраля 1956 г.

Довженко А. Никогда не надо терять горизонта. Из лекции на режиссерском факультете ВГИКа // Довженко А. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 4. М.: Искусство, 1969.