Может ли быть что-нибудь неприятнее, чем надпись в какой бы то ни было фильме: «Прошло 20 лет».
Безусловно, единство времени еще до сих пор господствует в кино так же, как веками в египетском искусстве господствовала двухмерная живопись.
Светотень, которая дала такую понятную и законную для нас трехмерность на полотне, — веками завоевывала себе место, идя через протесты и обвинения в волшебстве и фокусничестве.
Попытки отдельных режиссеров и сценаристов, покорных консервативной инерции, доходят в этом отношении буквально до виртуозности.
Фильма с тремя-четырьмя актерами, фильма, где все события развиваются в одной комнате и почти в один день, — разве это не является последним криком моды?
Уж очень неподходящая такая надпись, как «прошло 20 лет».
Что же мне скажет зритель, если я пропущу перед его глазами в две тысячи метров пленки — целое тысячелетие?
Да еще без «интриги», без любви, без Асты Нильсен и Малиновской.
Мой тысячелетний, старый, симпатичный, с хитрецой дед.
Гайдамаки XVII века, плохо ездящие верхом на лошадях, и безумная бойня 1914 года. И победный путь гражданских боев нашей великой революции.
Кричу я, смеясь, никчемному внуку своего деда в Прагу: «Ты! Никчемная пустышка, — подыхай в своей эмиграции!»
А сам я с дедом и другим внуком, приятелем и товарищем, с которым в 1917 году протянул братскую руку через окопы немецким товарищам, — веду наш могучий поезд вперед, к новым достижениям пролетарского труда.
Мой дорогой старый дедусь! Время уже оставило свои наивные чары и никчемное копание в никчемных эфемерных кладах прошлого. Взгляни, какими бесплодными тенями стоят они далеко за спинами нашей техники, нашего неустанного роста.
Сегодня мы строим на днепровских скалах чудо, на тех самых скалах, где тщедушные интеллигенты, сыновья твои, проливали мечтательные слезы. Нудные слезы, которые десятки лет текли по канцелярски кооперативно-педагогическим и пьяненьким усам.
«Эх, и было когда-то!»
Да, дед, и мы также говорим, усмехаясь, это знаменитое «было когда-то», — но мы стали лицом к тому, что есть и что должно будет быть благодаря нашей воле.
Ты уже не бросишь свою темную бомбу-талисман под наш поезд, ибо мы уже везем тебя с собой.
Вы говорите, что кто-то из наших детей не поймет моей фильмы. Что же делать?! Невиновен же я в том, что не могу перед каждым сеансом стать перед экраном и сказать:
«Зритель, если ты что-нибудь не понимаешь, не думай, что перед тобой непонятная или плохая вещь. Поищи причины непонимания в самом себе. Может быть, ты просто не умеешь мыслить. А мое задание заставить тебя мыслить, когда ты смотришь мою фильму. Когда же твоя соседка, глядя на экран, шепнет тебе „это неинтересно“, — подымайся и сейчас же, не теряя времени, иди в другое кино. Моя фильма — большевистская фильма!»
1927 г.
Довженко А. Моя фильма — большевистская фильма! «Звенигора» // Довженко А. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. М.: Искусство, 1966.