Мы с Ю. Я. Райзманом школьные друзья — я на несколько классов старше его. После мы часто встречались в жизни. Встречались, вместе работали и, отработав, опять шли раздельно, чтобы снова однажды пристать к одному причалу.
Да, порт приписки в искусстве был у нас одинаков.
До тридцатых годов мы с ним все толковали, что хорошо бы сделать картину о том да об этом, и, потолковав, расходились — каждый к своим делам. Но вот представилась точная тема.
В начале тридцатых годов затонул в Атлантическом океане крупный французский лайнер. Пассажиров спас советский грузовой пароход. И в течение нескольких дней (пока спасенных не доставили на берег) на борту грузовоза рядом, в непосредственном столкновении, существовали как бы два мира, два рода морали, быта, отношений между людьми, понимания хорошего и плохого— наш, советский порядок жизни и порядок капиталистический.
Вот это касание двух миров на палубе парохода показалось Райзману занимательным, интересным; и он решил делать фильм об этом.
И я, оставив на время писание очерков для «Вечерней Москвы», взялся писать сценарий об Атлантическом океане.
Мы писали в содружестве с А. Мачеретом. Он, я и Райзман уехали под Москву, в Абрамцево, и здесь, в избе, на отлете от главного дома, стали думать о том, что могло бы произойти на советском грузовом пароходе, если бы там вдруг очутились директора нефтяных корпораций, священники, кафешантанные дивы и биржевики.
Придумывалось легко и весело. За несколько дней мы напридумали целую груду вдов, шарлатанов, профессиональных красавцев, ученых и накрашенных девиц. Изобрели и некоего укротителя, который вез в Европу дрессированных львов. Львы утонули при кораблекрушении. Сценарий так и был назван нами — «Потонувшие львы».
Сияли последние дни самой поздней осени, абрамцевские аллеи были устланы сухим золотом побитого свежими утренниками листа, мы топили в нашей избушке печь и писали, наперебой изобретая реплики. Никогда ни один сценарий не давался мне так просто, как этот, мой первый. Укротитель львов, печальный и яростный, бродил по советскому судну, ругаясь со всеми — советскими и своими, — и постепенно оказывалось, что вовсе он не владелец цирка, а нищий, несчастный, бездомный человек, что потонувшие львы взяты им напрокат и что теперь он обязан возвратить владельцу их полную стоимость.
Это была чаплиниада — смех и печаль, эксцентрика и раздумья. Редкостный случай — этот сценарий нравился всем, кому бы ни давали его прочесть. Очень понравился он всем и на студии. Там тоже много смеялись над приключениями нашего нищего арендатора львов. Но, подумав и пообсуждав, отклонили сценарий, потому что в нем недостаточно остро было показано столкновение классов и потому что (так значилось в письме студии) облик советских моряков был расплывчат и общегуманен.
‹…› мы в первый раз поработали с Райзманом рядом и поняли, что можем работать вместе и что эта работа не просто случайная встреча за письменным столом.
Габрилович Е. О том, что прошло. М.: Искусство, 1967.