Я пришел в кино впервые в прошлом году, и моей первой работой, если не считать моего участия в картине «Мужество», была роль Петра Захаркина, матроса-большевика в фильме «Последняя ночь». ‹…›
С большим волнением шел я на кинофабрику. Моя встреча с режиссером на первой же репетиции меня успокоила. Первый вопрос, который задал мне Ю. Райзман, — как вы привыкли работать? Каков ваш, дорохинский метод в работе? И это правильно. Сначала изучить актера, понять его, а потом вкладывать в его открытую творческую душу свои замыслы, свой рисунок. Это вселило в меня уверенность в своих силах, и мы начали работать.
Мне чрезвычайно повезло. Я встретил хорошего режиссера, режиссера в подлинном смысле этого слова. Кто видел картину, тот может убедиться, как из актеров разных методов, разных систем и театров Ю. Я. Райзман создал стройный ансамбль. Мы много говорили и работали за столом. Работали мы, не только определяя поведение Петра в одну эту ночь. Нас интересовало, как этот человек жил, учился, работал, что он представлял собой до картины, что представляет собой после картины, где он — погиб ли в гражданской войне или жив и работает сейчас где-нибудь директором большого завода. Это правильный метод, потому что он помогает актеру понять и прочувствовать создаваемый образ. ‹…›
К сожалению, времени на подготовительный период было мало — около трех недель. Но и этого было достаточно для того, чтобы к аппарату я пришел не просто актером, ожидающим мизансцены от режиссера, а принес бы все элементы образа, чтобы я мог действовать не с точки зрения Дорохина, а с точки зрения Петра Захаркина. ‹…›
У нас в Художественном театре много работают за столом и придают очень большое значение этому периоду работы. Тогда зарождается образ, тогда он вырастает, тогда актер наполняет его новыми и новыми черточками и особенностями поведения. И уже при переносе репетиций на сцену многое становится ясным и актеру и режиссеру. ‹…›
У меня был случай, когда меня после вечернего спектакля вызвали сниматься в одной из наиболее трудных сцен. Приехав в студию, я почувствовал, что к этому эпизоду я не готов, что я устал. Мое заявление, что я не могу начать работать, что сцена не выйдет, вызвало недоумение и недоверчивую улыбку окружающих.
Но Ю. Я. Райзман понял это и отменил съемку. На другой день я приехал к нему домой. Мы целый день проработали и ночью очень удачно сняли эту сцену. ‹…›
Дорохин Н. Актер и режиссер // Искусство кино. 1937. № 3.