Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
«Прогулка»
Фрагмент сценария

Пролог.

По городу медленно едет машина с тонированными стеклами. В машине разговаривают два голоса — сначала женский потом мужской.

— Это у меня-то нет силы воли? У кого ж она тогда есть, интересно?!

— У женщин вообще силы воли не бывает. И слава богу.

— Много ты понимаешь в женщинах.

— Да уж наверное побольше твоего.

— Ох и самоуверенный же ты типчик. Ничего, я тебе рога-то пообломаю.

— Я как-то надеюсь без рогов обойтись.

— Надейся, надейся.

— А по шее?

— Шучу, папаня. Ну ладно, я пошла.

— Иди-иди. А я посмотрю.

— Я тебя хоть раз обманывала? До вечера.

— Я тебе буду звонить. Пока.

Звук поцелуя. Хлопает дверь машины, но мы не видим, кто из нее вышел. Машина набирает скорость и уезжает. ЗТМ.

Все последующее действие, за исключением последней сцены, происходит на улицах Петербурга.

По Невскому проспекту идет девушка с рюкзачком за спиной. Вокруг снует обычная толпа. Встречаясь глазами со встречными, девушка не отводит взгляд, а прямо смотрит и слегка улыбается. На нее оборачиваются, но она, не оглядываясь и не сбавляя шага, идет дальше. Высокий молодой парень из «встречного потока» догоняет ее.

— Девушка, можно с вами познакомиться?

— Нет, нельзя.

— А почему?

— Потому что я на улице не знакомлюсь.

— Совершенно правильно. Знакомиться на улице — дурной тон, легкомыслие и даже, я бы сказал, пошлость. Но мы-то с вами не на улице. Это не улица, а проспект. На проспекте знакомиться — совсем другое дело. Послушайте, как звучит: мы познакомились на проспекте! Очень внушительно, по-моему. Даже с оттенком роскоши. У вас глаза такие лучистые. Как вас зовут? Хотите, буду звать вас Незнакомка? Знаете, есть такая картина, ее на конфетах часто печатают, но вообще она у нас в музее висит.

— Она называется не «Незнакомка», а «Неизвестная». И находится не у нас, а в Москве. В Третьяковской галерее.

— Ну вот, всегда все хорошее в Москве. Это просто трагедия какая-то! Пивзавод «Балтика» и Эрмитаж — все, чем остается гордиться бедному провинциалу.

— А команда «Зенит»?

— Молчите, это моя не проходящая боль. Единственное, что утешает, у нас девушки образованные. Вы учитесь или работаете?

— Я, как видите, гуляю.

— Меня зовут Алексей. Позвольте составить вам компанию. Обожаю пешие прогулки с загадочными барышнями. Вам бы очень подошло имя Мария. Я звал бы вас Мэри.

— Меня зовут Оля, а не Мэри.

— Прекрасное имя! Ольга! В нем есть что-то такое древнее, исконное. Какие-нибудь князья, набеги татар, широкая русская река, унылые песни народов Севера. Поедемте на Север, Ольга, я укутаю вас в меха и шкуры и станцую вам танец страсти вокруг костра.

— Вы всегда так много говорите?

— Нет, что вы, это от волнения, встреча с вами потрясла мое воображение и заставила сердце биться быстрее. Послушайте, дайте руку, вы чувствуете, как оно бьется? Как птица, попавшая в сети. Это сети вашей красоты, вашего очарования, это сети надежды, любви и…

— Алеша, вы — болтун, да? Совершенно не обязательно так суетиться, я ведь уже иду с вами. И давай на ты.

— Прекрасное предложение. Не смел обратиться с ним первым. Так куда же мы идем?

— Просто гуляем. Погода хорошая. Разве обязательно идти куда-то? Я люблю просто ходить по городу, смотреть.

— Не вижу кругом ничего, достойного внимания. Все, достойное внимания, идет рядом со мной и называется Олей. Зачем смотреть по сторонам — там же ничего нет.

— Не скажи. Вон гляди, видишь, впереди парень идет в черной футболке? Я за ним давно наблюдаю. Он так руками размахивает, что сразу понятно — идиот. Самодовольный. Терпеть не могу таких.

— А если он на самом деле милейший математик, душа-человек, супер-интеллектуал и скромняга?

— Хочешь, проверим? Ты иди чуть сзади, как будто отдельно… Молодой человек, вы не скажете, который час?

— Полвторого, бэби, какие ножки…

…………………………………………………………

— Видишь, я же сказала. Овощ.

— Прямо скажем, впечатляет. Ты всегда так угадываешь людей?

— Почти всегда.

— А что ты про меня подумала?

— Ну, что ты веселый, пижон такой немного, любишь быть в центре внимания, ну и еще кое-что.

— Что? Скажи, ну пожалуйста!

— Не-а. Не скажу.

— Ну скажи!

— Обидишься.

— Не обижусь.

— Что тебе с девушками не очень везет.

— Это точно. А почему, можешь сказать?

— Догадываюсь. Не в тех влюбляешься.

— Слушай, ты просто сыщик какой-то. У меня есть друг, Петюня, прост как правда и угрюм как палач, он утверждает, что у меня удивительное чутье на стерв. А ты стерва?

— Нет. Я добрая девушка. Хотя не без стервозности.

— Ценю твою честность. Может, кофе зайдем выпьем?

— Не хочу. Мы же гуляем.

— Гулять так гулять. А вон про ту тетку в белой юбке можешь сказать?

— Могу. Дети. С мужем скандалы. Ленивая. Дома бардак, в голове — мечты о встрече с принцем.

— Ход рассуждений?

— Очень простой. Вены варикозные — значит, скорее всего, рожала. Ноги не бреет — лень, неопрятность, незаинтересованность в мужчине, который рядом. При этом белая юбка. То есть, надеется на лучшее.

— А скандалы с мужем откуда?

— Ну это я так, для живости прибавила. Может, она развелась давно. Да ну ее, про нее думать неинтересно.

— А про кого интересно?

— Интереснее всего всегда думать про себя.

— И что ты про себя думаешь?

— Всякое разное. Я мечтать люблю. Иногда воображаю, что я Наоми Кемпбелл. Ну знаешь, супермодель, мулатка.

— И что? Ходишь по подиуму?

— Нет. В основном скандалю с агентом. Фотографы ужасные козлы, визажисты еще хуже. Я им сто раз говорила, что макияж сама буду делать. Но больше всего я ненавижу главных редакторов модных журналов. Это старые морщинистые гадины. Диплодоки. Вот еще немного денег заработаю и брошу все к чертовой матери. Куплю дом в Бельгии, буду разводить капусту-кольраби. Ненавижу их всех.

— А что они тебе сделали?

— Не мне, а Наоми.

— Ты серьезно?

— Думаешь, я больная? Это еще что. Недавно, лежа в ванной, я часа полтора была Биллом Клинтоном.

— И что ты делала?

— Развелась с Хиллари и женилась на Монике.

— Моника же толстая.

— А мне нравится. Живу теперь с Моникой в Лондоне, играю на саксофоне, учусь танцевать сальсу. Годы, конечно, берут свое, но я еще очень ничего. На день рождения Моника подарила мне мотоцикл. Классная вещь. Я, правда, в первый же день грохнулся с него. Но ничего опасного. Все считают, что седина мне очень идет. Единственное, что меня беспокоит — дочь моя Челси. Она, естественно, приняла сторону матери. Я пытался объясниться с ней, но она еще совершеннейший ребенок… Что ты смеешься? Все люди мечтают. С самого детства. Просто не все в этом признаются. Я, кстати, в детстве мечтала стать регулировщицей. А ты?

— Я хотел полоски на асфальте рисовать. Которые для пешеходных переходов.

— Прекрасное желание. Очень тебя понимаю. А сейчас мечтаешь?

— Как тебе сказать… нет, наверное. Но зато я постоянно беру у себя интервью. Недавно дал целую пресс-конференцию по вопросам развития российской экономики. Был умен как бес, трансляция велась по всем каналам. Газеты цитировали взахлеб. Кстати, тоже в ванной.

— Так это то же самое. Так что ты тоже больной, поздравляю.

— Слушай, ты потрясающая девушка.

— Я и сама так думаю.

— От скромности ты не умрешь.

— Я вообще пока умирать не собираюсь. Хотя, знаешь, лет в пятнадцать мне очень хотелось умереть.

— Ну, лет в пятнадцать все хотят умереть. Вообще жить бывает очень грустно.

— Мне не бывает.

— Вообще никогда? Тебе что, всегда весело?

— Не то что весело, а интересно.

— Слушай, давай зайдем куда-нибудь, посидим, выпьем, я Петьку позову. Должен же я его познакомить с такой замечательной девушкой.

— Это который всех стервами считает? Можешь познакомить, но заходить я никуда не буду. Во-первых, я не пью, во-вторых, мне нельзя сидеть.

— У тебя что, геморрой?

— Очень остроумно. Мало того, что хамство, так еще и глупость.

— Извини, вырвалось просто. Прости, ради бога.

— И не подумаю прощать. Скажешь еще одну глупость — тебе направо, мне налево.

— Ну прости, прости. А почему тебе нельзя сидеть?

— А вот теперь назло тебе не скажу.

— Скажи, пожалуйста, я, честное слово, больше не буду.

— Я с лошади упала. Повредила позвоночник. Теперь мне надо много ходить и нельзя сидеть. Но это не навсегда.

— Ты в цирке работаешь?

— Опять?!

— Нет-нет, я серьезно.

— Ничего не в цирке. Я жокей. Занимаюсь конным спортом. Выездкой.

— Это когда лошади танцуют? Вот здорово. А как же… ты вот такая стройная, а говорят, что у тех, кто на лошадях, ноги искривляются. Только не обижайся!

— Это полная ерунда.

— А как зовут твою лошадь?

— Алмаз. Это жеребец. А раньше у меня был Грач. Но его списали.

Раздается звонок Ольгиного мобильного телефона: «Да… Нет… Иду… Это мы еще посмотрим… А ты павиан… Как договорились».

— Про что мы говорили? А, про лошадей. Впрочем, тебе это неинтересно. Ты бы лучше про себя рассказал.

— Можно бестактный вопрос?

— Ну?

— Кто это звонил?

— Да тренер мой, Всеволод Максимыч.

— Ты с ним на ты?

— Конечно. Я же его с детства знаю. Да и потом, все лошадники между собой на ты. У нас мир-то грубоватый.

— Что, и матом ругаетесь?

— Бывает.

— По тебе не скажешь. Я думал, ты такая девочка-ромашка.

— По-моему, все девочки-ромашки фальшивые. Притворяются и все. Знаешь, вот в классической литературе барышни все время падают в обмороки. Я всю жизнь мечтала упасть в обморок от какого-нибудь известия. И что? Хоть бы голова закружилась разок. Это просто способ дурить мужчинам голову. Ваш брат всему готов поверить, лишь бы его держали в приятном убеждении, что девушки в туалете только руки моют.

— Ну вообще-то я бы не хотел, чтобы мне подробно разъясняли, чем вы там занимаетесь.

— Ну и дурак. Как же ты с женой жить собираешься? Ты думаешь, она к соседям будет бегать? Если человека любишь, то от него ничего не противно.

— Честно говоря, я как-то про это не думал. Может, ты и права. Но не все девушки так спокойно об этом говорят. Страшно же, вдруг она обидится, подумает, что ты грубый. Знаешь, какая на самом деле проблема колоссальная, когда гуляешь вот с девушкой, и уже невтерпеж, ну сил никаких нет, а сказать неудобно. Выдумываешь любой предлог, чтоб хоть в ближайшую подворотню забежать…

— При чем обрати внимание, что девушка все при этом понимает.

— Скорее всего. Фу, слушай, какой-то дикий у нас с тобой разговор.

— Да почему дикий? Самый естественный. Это же природа, никуда от нее не деться. Ты видел когда-нибудь, как кони совокупляются? Я тебя обязательно поведу посмотреть. Любая порнография отдыхает. После этого наш с тобой разговор покажется детским садом.

— А расскажи, как, интересно же.

— Ну вот это уж уволь. Мы с тобой не настолько знакомы, чтобы я могла правильно выбрать выражения. Да и потом словами это бесполезно описывать.

— Ага, застыдилась все-таки!

— Ничего подобного. Просто в нашем языке и слов-то приличных для этого нет. Получается либо медицинский отчет, либо разговор в казарме.

— А ты что, бывала в казарме?

— Друг мой, это совершенно необязательно. Моего воображения на это хватает. И смотри под ноги, а то провалишься.

Возле тротуара открыт люк. В глубине его по колено в воде ковыряется рабочий. Его каска торчит снаружи прямо под ногами у Алеши. Рабочий поднимает голову: «Слышь, парень, ты мне щас на голову чуть не наступил». Алеша отскакивает. Рабочий обращается к своему напарнику, который отвечает ему откуда-то из темноты. Рабочий: «На болоте построили, теперь удивляются, что вода. Сам бы пусть сюда лазил, по шею в говне». Напарник: «Кто? Петр Первый?». Рабочий: «Да не Петр, а Филимонов этот долбаный»…

— Ты со мной разговариваешь, как старшая сестра. Тебе сколько лет?

— Неприличный вопрос. На сколько выгляжу.

— Выглядишь примерно на двенадцать. А разговариваешь, как будто тебе сорок.

— Ну вот и догадывайся, сколько мне. А тебе, наверное, года двадцать два?

— Обижаешь. Двадцать пять уже.

— Совсем большой мальчик.

— Ага. Могу сам дорогу переходить. Зеленый, кстати. А все-таки, куда мы идем?

— Да какая разница? Идем туда, где красиво, а у нас везде красиво. То есть, в центре везде. А ты в центре живешь?

— Сейчас да. Я снимаю на Литейном. А раньше далеко жил, в новом районе.

— Никогда не понимала, как там можно жить. Все одинаковое.

— Зато зелени больше.

— Ага. Зимой особенно. Вот скажи, ты когда влюбляешься, поведешь ты девушку гулять по новостройкам?

— Нет, конечно. Да я и не так часто влюблялся. Так, увлечения бывали, но их ненадолго хватает. Скучно становится. Я сильно только один раз был влюблен.

— В кого

— В девушку.

— Это я догадываюсь. Кто она была?

— Просто девушка. Студентка.

— Ну и долго у вас с ней продолжалось?

— Два с половиной года. Мы даже жили вместе.

— А чего разошлись? Она тебя бросила?

— Это почему же? Наоборот, я ее. Еще не хватало, чтоб меня бросали.

— Не скажи. Гораздо тяжелее самому бросить. Когда бросаешь, чувствуешь свою вину. А когда тебя бросают, тебе тошно, конечно, но ты не виноват, ты хороший, во всем виноват другой человек.

— Нда. Что-то ты больно опытная для двенадцати лет. Ты замужем?

— Нет, слава богу. Я вообще замуж не хочу.

— Почему?

— Мне и так хорошо. Мне с собой весело.

— А со мной?

— С тобой тоже неплохо.

— Ну вот и выходи за меня замуж.

— Ага. Минут через четырнадцать.

— Почему именно через четырнадцать?

— А почему нет?

— Я, между прочим, серьезно говорю.

— Серьезно такие вещи малознакомым людям не говорят.

— А ты в любовь с первого взгляда веришь?

— Нет, конечно.

— А я верю. Господин полицейский!

На углу стоит милиционер. Алеша подскакивает к нему, крепко держа Ольгу за руку.

— Господин полицейский!

— Чего?

— Вы верите в любовь с первого взгляда?

— Шел бы ты, парень.

— Нет, скажите честно, верите или нет? Вот эта девушка не верит. А я как увидел ее, так сразу и влюбился. Забилось мое глупое сердце! А у вас сердце глупое? Или вы всю жизнь подчинили долгу, служению людям? А как же чувства, товарищ милиционер, а?

— Я не понял, он что, пристает к вам, девушка?

— Да нет, извините, это он дурака валяет. Пойдем. Алеша!

— Нет, я хочу понять, верят ли наши правоохранительные органы в любовь с первого взгляда?

— Ты пьяный, что ли?

— От любви, от любви пьян! Могу дыхнуть. Только скажите, верите вы или нет?

— Да верю, верю. Иди отсюда.

— Благодарю вас! Огромное спасибо!

Ольга, смеясь, оттягивает его от милиционера.

— Вот видишь! Он верит, и я верю.

— Кончай. Люди же кругом.

— Плевать на людей. Выходи за меня замуж.

— Слушай, Алеша, ты либо дурак, либо ужасно несчастный. Я тебе, конечно, сочувствую, но это все-таки недостаточная причина для образования новой ячейки, блин, общества.

— Ячейка еще какая-то… Ну хорошо, ну на роман ты согласна?

— Кто же такие вещи спрашивает!

— Ну я имею ввиду, что мне, конечно, интересно было бы с тобой дружить, но я мало верю в возможность дружбы между мужчиной и женщиной. И вообще, ты прелестная, очаровательная, мне все время хочется тебя поцеловать, а друга Петю мне целовать не хочется. Значит, это не дружба, а роман.

— Слушай, а обязательно надо все определять? Предположим, у нас с тобой начинаются отношения. Какими они будут, — дружба там, роман, повесть, вражда навек, — это одному богу известно. И не надо про это говорить.

— А поцеловать можно?

— Нет, нельзя.

— Почему?

— По кочану. Не хочу. Ты вот лучше познакомил бы меня с этим своим Петей, ты про него через слово говоришь.

— Легко. Хочешь, я ему сейчас позвоню?

— Давай.

— Или нет. Если я ему сейчас позвоню, он сразу прискачет. Он считает, что меня одного с девушками оставлять нельзя, обязательно влипну.

— А ты разве еще не влип? Ну вот и верь вам.

— Влип, конечно. Но мне как-то хочется еще с тобой вдвоем побыть.

— Да ладно тебе. Пока он придет, мы с тобой будем вдвоем. Может, он еще мне не понравится, и я его домой отправлю. Скажу ему: шел бы ты, Петя, домой.

— Зря ты думаешь, что это так просто. Петух друга одного в беде не оставит.

— А ты, значит, в беде? Ну значит, ты с ним тоже пойдешь домой. Или прямо сейчас иди к нему. Прощевайте, барин.

— Ты что, я же пошутил. Я ему сейчас позвоню.

— Ради бога, не надо. Я уже твоего этого Петю ненавижу.

— Да он отличный парень. Он тебе понравится.

— А если он мне слишком понравится?

— Надеюсь, что нет.

— Странно ты как-то о друге говоришь. А у тебя вообще-то кроме этого Пети есть друзья?

— Не сказал бы. Приятелей полно, а друг один. Наверное, так и нужно. А у тебя?

— У меня Грачик был друг.

— Это лошадь что ли?

— Лошадь, лошадь. Да что ты понимаешь! Грачик был человек. Лучше человека. Если б ты знал, какое это было существо! Умный, нежный, все понимал, утешал меня. А как он меня любил! Нет любви преданнее. И не будет.

— А он что, умер?

— Нет. Я же говорю, списали его. Просто я к нему не хожу больше. Не могу видеть его старость, тень от него осталась. Ужасно.

— Все-таки есть в этом что-то неестественное, что у тебя лучший друг — животное, а не человек.

— Знаешь, люди-то как раз и есть настоящие животные.

— А ты жестокая.

— Это неправда. Просто… А вообще, с какой стати я должна перед тобой оправдываться? Кто ты такой, чтобы мне читать мораль? Жестокая — не жестокая, тебе не кажется, что это по крайней мере невежливо — выдавать подобный приговор человеку, с которым ты только что познакомился? Что ты знаешь обо мне? И какое ты имеешь право меня обижать?

— Да я так сказал, я совершенно не хотел. Господи, ну что ты такая обидчивая?

— Ну вот, опять! Жестокая, обидчивая, самодовольная, — кучу комплиментов я от тебя услышала. Вот и шел бы своей дорогой.

— Оля, ну перестань. Я же совсем не то имел ввиду. Я просто хотел сказать, что людей тоже можно любить.

— Ну и люби себе на здоровье.

— Что ты сердишься?

— Оставь меня в покое.

— Послушай, я ведь тоже могу обидеться.

— На что, интересно?

— На грубость, например.

Они идут некоторое время молча.

— За грубость извини. Я не хотела.

— Это ты меня извини.

— Ладно.

— С тобой трудно.

— А кто сказал, что будет легко?

— Послушай, давай лучше сразу договоримся как-то, чтобы не ссориться. Скажи мне, что тебя раздражает, и я постараюсь больше ничего такого не говорить.

— А меня ничего особенного и не раздражает. Просто не люблю, когда меня судят. И потом, если мы не будем ссориться, то как же мы будем мириться?

— В смысле?

— Ну ведь мириться же так приятно. После этого и отношения становятся ближе. И нежнее. И вообще.

— Если так, то давай еще раз поскорее поссоримся. Я требую скандала! Немедленно! Чем бы тебя обидеть? Можно, я скажу, что ты — дура?

— Сколько угодно. Только этим ты меня не обидишь. Я считаю, что дурой быть очень интересно. Дура — это такой способ познания мира.

— Тогда я скажу, что ты умная.

— Это тоже не беда.

— Тогда я просто объявляю, что я с тобой в ссоре. Я обижен, уязвлен и возмущен. Я безутешен. Оглушительно несчастлив. Сейчас же мирись со мной! Жалей меня. Становись со мной ближе, нежнее, и вообще. Особые надежды у меня на это «и вообще». Молю тебя, скорее предоставь мне «и вообще», иначе я могу умереть! Оля! Я умираю!

Падает на асфальт. Ольга смеется.

— Какая же ты балда. Вставай!

— А поцеловать разрешишь?

— Да разрешу, разрешу. Вставай же. Люди смотрят.

— Ура. — Он вскакивает.

— Только в щеку.

— Э-э, нет, так не честно.

— Очень даже честно. Я терпеть не могу целоваться.

— Замуж она не хочет, целоваться она не любит — да что ж за девка мне такая досталась! — он обхватывает ее за талию, чуть приподнимает и начинает целовать куда попало — в шею, в нос, в губы… Она смеется и увертывается.

— Ну хватит, хватит, все, прекрати. Прекрати немедленно! Поставь меня на пол!

— Это асфальт.

— Какая разница. Пошли. Я не могу долго стоять.

Они идут, обнявшись и улыбаясь. ‹…›

Смирнова Д. Связь: [киносценарии]. СПб.: Сеанс; Амфора, 2006.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera