Алена Солнцева: Фильм кажется простым, по структуре он таковым и является, действие развивается на фоне питерских пейзажей, но по сути это камерная драма, где все сосредоточено на внутренней борьбе персонажей. Собственно, это и борьбой-то нельзя назвать, это связь, где каждая сторона чувствует себя не вполне комфортно, но и прекратить общение не может. Если отказаться от поверхностной интерпретации этих отношений как конфликта народа и интеллигенции, то можно получить больше удовольствия от фильма. Потому что внутренний конфликт, который переживает героиня Михалковой, гораздо интереснее, чем достаточно схематичное противостояние культурной, но вялой столицы витальной, но хабалистой провинции.

Анна Сотникова: Поначалу кажется, что еще немножко, и эта история обернется «Слугой» Джозефа Лоузи — пугающей зарисовкой про подмену понятий и смену социальных статусов; но Смирнова демонстративно отказывается от выводов и морали. В какой-то момент героиня, похихикивая на кухне над нарядами подруги, объясняет бывшему мужу причины этой странной дружбы: она же такая яркая, живая и совсем другая, зато у нее есть сердце. Героини, тем не менее, пугающе симметричны: у обеих непростая личная жизнь, обе несчастны, и неизвестно еще, что хуже — снобизм или простая дурость. С другой стороны, поселить у себя дома чудовище, которое каждый вечер напивается, водит домой мужиков, ходит на голове и портит твои вещи, — испытание не из легких, но бесит оно по причинам скорее бытовым, а не социальным. С тем же успехом гость мог бы пить шампанское и читать вслух Вергилия, но «Валенки» в ремиксе Шнурова почему-то заведомо считаются хуже. О, Русь.

Лидия Маслова: В своем новом фильме «Кококо», третьем по счету, но не по качеству, режиссер Авдотья Смирнова продолжает социологическое исследование отношений между различными слоями российского населения — если первые две выборки были оформлены в истории любви, то на этот раз речь идет о дружбе двух девушек за 30. ‹…›

От предыдущих режиссерских работ Авдотьи Смирновой — фильма «Связь» про роман между женатым москвичом и замужней петербурженкой и фильма «Два дня» про роман между столичным чиновником и сотрудницей провинциального музея — «Кококо» выгодно отличается гораздо большей густотой психосоциальной фактуры, насыщенностью событиями и их энергичным темпом. Во многом его задает Яна Троянова в роли фееричной Вики, в адрес которой в фильме неоднократно звучит слово «хабалка». Оно гораздо более емко и энергично передает отношение интеллигенции к народу, чем литературный монолог, в который в середине фильма пускается героиня Анны Михалковой, расписывающая, какое трогательное существо представляет собой ее новая подруга: она и витальная, и самобытная, и широкая натура, в которой намешано много всего и непобедима способность выжить и приспособиться в любой среде. Известный любитель литературы Авдотья Смирнова, разумеется, не могла не придать отношениям между героинями элемент литературности и, в частности, не упомянуть знаменитый комплекс вины интеллигенции перед народом, над которым она сама же и иронизирует: выслушав пылкую речь этнографа, ее бывший муж замечает: «В разговорах о народном горе в тебе неизменно просыпается сексапил». ‹…›

«Кококо», который, в общем-то, о народном горе не очень печется, да и интеллигенцию совсем не идеализирует — тоже фильм, если так можно выразиться, сексуальный, в широком социологическом смысле слова: он о том, что отношения интеллигенции и народа — это не только и не столько чувство вины и антропологический интерес с одной стороны и обида за неоправдавшиеся надежды с другой (Вика неминуемо произносит ближе к финалу сакраментальную фразу «Ты в ответе за того, кого приручила», звучащую ужасно глупо). Связь между интеллигенцией и народом — это, по «Кококо», скорее что-то вроде случайного секса, которого никто не хотел, но он как-то сам собой получился, и потом всем неудобно, но оправдываться никто не собирается. В фильме Авдотьи Смирновой эти отношения выстроены как абсолютный паритет. ‹…›

Константин Шавловский: Фильм «Кококо», по признанию режиссера, родился из идеи свести в одном пространстве двух актрис: Михалкову и Троянову. Столкновение противоположностей для комедии — тривиальный, но и не менее плодотворный прием. Толстый и тонкий, красавица и чудовище, интеллигенция и народ. Но в «Кококо» конфликт задается не только и не столько характерами героинь, сколько соперничеством двух типов актерской органики, свойственных полярным кинематографическим школам. Брутальная поэтика нулевых в ее бунтарском «новодрамовском» изводе (не путать с «новыми тихими»), «новый натурализм», который воплощает собой Троянова, сталкивается с «папиным» интеллигентским кино, которое олицетворяет Михалкова. ‹…›

Авдотья Смирнова не похожа на тех режиссеров, одновременно с которыми она дебютировала в нулевые. Не похожа, прежде всего, тем, что без стеснения пользуется теми культурными кодами, от которых большинство давно отказалось, а многие на этом отказе даже сумели выстроить собственную эстетику. Три фильма Смирнова сняла в традиционном жанре лирической комедии, категорически никому в новом российском кино не удававшемся. По формальным признакам ее фильмы нельзя отнести к «актуальному кинематографу», и все же они всегда вызывали живую критическую дискуссию, а, значит, попадали в «точку актуальности». ‹…›

Две женщины — два мира. Столкновение «старого» и «нового» прослеживается в «Кококо» на всех уровнях. От фабульного, где условный «народ» идет в ногу со временем, пусть эта нога теперь и обута в кедики, а условная «интеллигенция» до сих пор листает диссидентские гранки, — до лингвистического, когда термин «рококо» превращается в повседневное кудахтанье. А при определенном ракурсе можно увидеть, как спорит в этом фильме российское кино с советским. ‹…›

После вавилонского столпотворения конца века не осталось никакой интеллигенции и народа — и конфликт между Лизой и Викой теперь внутренний, а не внешний. Он происходит внутри каждого живого, мыслящего человека. И правильного выбора больше не существует — вместо него есть смешные крайности, которые мешают — в одном случае жить, а в другом — думать. Режиссер Авдотья Смирнова не народ поделила на касты, как пишет о фильме высоколобая, и потому не слишком чуткая критика, а саму себя разделила на двух героинь, и фильм ее — об этом внутреннем разломе. О том, как хочется задушить себя подушкой или упрятать за решетку все живое, что в тебе есть, чтобы потом, одумавшись, поспешно выпустить на свободу. О том, как непонятно, что с этим живым человеком на кухне, где чайники не мыли со времени съемок «Июльского дождя», делать; о страхе перед жизнью и невозможности от нее отказаться. «Кококо» на данный момент — самый личный и самый сложный фильм Авдотьи Смирновой. И, главное, о чем пора, наконец, сказать в финале этой рецензии — самый смешной.

Игорь Манцов: Картина «Кококо» правильно придумана. А у нас фактически нет правильно придуманных кинофильмов! Я знаю всего одну безупречную в этом смысле постсоветскую ленту, но об этом в свое время.

Тем для настоящего искусства, в сущности, немного. Если не про смерть, то про инициацию. Разновидность инициации — осуществляемый Персоной процесс опознания/интеграции Тени. Когда Персона опознает Тень в качестве неотчуждаемой части единой личности, тогда осуществляется качественный психологический скачок. Авдотья Смирнова делает картину именно в этом, «взрослом» направлении, и за это ей воздвигнут памятник.

Потомственная питерская интеллигентка Лиза — это классическая Персона. Доброта напоказ, культивирование социальной правды, полная солидарность со своим автоматизированным окружением. Короче, хорошая девочка Лиза. ‹…›

Лиза слишком правильная, и это не есть здоровье. Поэтому Лиза делает бессознательный заказ — прорваться к вытесненной субличности. Субличность зовут Вика, она делает бизнес на жратве в далеком Екатеринбурге. Тут метафорически обеспеченный ход. Не бог весть что, но наше нынешнее кино не умеет, не желает знать даже и такого. ‹…›

«Мы в ответе за того, кого приручили», — внезапно выдает Тень книжную сентенцию совсем в духе Персоны, и это дает надежду на то, что интеграция случится, что взаимопроникновение миров началось, что классический нарратив вот-вот осуществится. Но нет. Лиза отказывается от интеграции, трусит. Сначала норовит свою Тень задушить, потом снова пытается вызволить ее из-за ментовской решетки, несмотря на Викины протесты. С одной стороны, это честный авторский ход: нежелание вглядеться в себя, нежелание честно с собой разбираться — это родовая черта здешнего грамотного слоя. ‹…›

Итак, с одной стороны, Авдотья Смирнова честно идет за нашей реальностью. С другой стороны, мне как вдумчивому благодарному зрителю этого мало. Хочется сильного решения, а тут получается, что аккуратная уютная обманщица самой себя Лиза одерживает верх над автором, предписывая ему аккуратную, уютную и безвыходную «инициацию на дому». ‹…›

У Авдотьи Смирновой есть более чем достойные предшественники. Еще Бернард Шоу обвинял изрядно переоцененного на родине драматурга Антона Чехова: «Полностью утратив надежду на то, что его очаровательные герои могут выкарабкаться, не стесняясь, подчеркивал их очарование и даже льстил им». Еще важнее привести слова Франсуа Мориака о Флобере, зачинателе одного важнейшего художественного направления: «Его ненависть к буржуа возникла главным образом из-за самодовольства, которое так и прет из представителей среднего класса».

Автору «Кококо» не хватает ненависти. Между западного образца аналитической трезвостью и расейской склонностью очаровываться заурядным бытовым злом Смирнова выбирает второе. Есть в этом нечто сродни трусости, которая, думаю, обусловлена неспособностью психологически выйти за пределы собственного социального опыта.

Флобер умел, Чехов умилялся, Смирнова по-своему. Впрочем, достойная у нее компания.

Солнцева А. О чем говорят женщины // Московские новости.

Сотникова А. Прямолинейная комедия про столкновение интересов // Афиша.

Маслова Л. О фильме «Кококо». Этнограф и хабалка // Коммерсантъ.

Шавловский К. Гостья из настоящего // Сеанс.

Манцов И. Так и прет! // Сеанс Guide. Российские фильмы 2012. СПб.: Мастерская «Сеанс», 2013.