После Великой Отечественной войны в нашей стране создавалось всего не более пяти художественных фильмов в год. Перед войной наша киноиндустрия производила за тот же период до восьмидесяти полнометражных картин. В послевоенные годы отечественные экраны заполняли так называемые трофейные фильмы. Официально эго объяснялось тем, что огромные деньги расходовались на восстановление полуразрушенной страны.
ВГИК в те годы частично ютился в небольшой еще тогда студии им. Горького и в недостроенном здании будущего института, сооружение которой постоянно замораживалось. Средств на студенческие работы катастрофически не хватало. Будущие режиссеры реализовывали учебные и дипломные работы в основном на бумаге.
...1953 год. Умирает Сталин. Вскоре стало известно, что Хрущев планирует вместо пяти картин, выпускаемых при Сталине, довести производство до 120 фильмов в год. А мы продолжали ставить курсовые работы на сценической площадке, о сьемке мечтали как о чем-то недостижимом.
В запущенном зале заводского клуба шло очередное отчетно-перевыборное общеинститутское комсомольское собрание. Секретарь комсомольской организации тараторил по бумажке стандартный доклад: о росте успеваемости по общественно-политическим дисциплинам, о субботниках на строительстве МГУ и других, привычных тогда, мероприятиях. Признаком «оттепели» было пиво в заводском буфете. Я сидел рядом с Тамазом Мелиавой, самым талантливым из вгиковской грузинской диаспоры, гулякой, обжорой, безвременно ушедшим легендарным остряком. В зале нарастало раздражение. Мы с Тамазом переглянулись, я выскочил на трибуну. Меня душила ярость.
— О чем вы говорите?! Нам негде снимать! У нас нет учебной студии! После защиты нас в лучшем случае берут ассистентами, а то и просто помрежами!
Вслед за мной на трибуну взобрался Тамаз:
— Вы же взрослые люди. Половина из вас фронт прошла! Хватит молчать! — рявкнул он. — Предлагаю написать письмо Хрущеву от общего собрания ВГИКа.
— Лучше телеграмму, — добавил я.
Тамаз тут же составил текст телеграммы, где, в частности, были такие слова: «Уважаемый Никита Сергеевич! Никаких 120 планируемых Вами фильмов не будет, потому что Институт кинематографии в его нынешнем состоянии не может подготовить достаточное количество квалифицированных специалистов...»
После оглушительных яростных споров выбрали представительную делегацию, в которую вошли мы с Тамазом как инициаторы, студенты режиссерского факультета Юра и Ренита Григорьевы, Лариса Шепитько, режиссер-дипломник Юра Кавтарадзе, операторский факультет представляли Александр Чечулин и Герман Лавров , актеров — Руфина Нифонтова и Изольда Извицкая...
В ближайшем почтовом отделении у нас телеграмму не приняли. В следующем тоже. А в третьем отделении мы уперлись и сказали, что не уйдем. В результате телеграмма ушла по адресу. А когда мы вернулись в институт, выяснилось, что во ВГИК звонил помощник секретаря ЦК КПСС Дмитрия Шепилова. Записал фамилии членов нашей делегации и сообщил, что нас всех ждут завтра в девять утра в отделе культуры ЦК.
Ренита и Юра Григорьевы предложили собраться у них, чтобы подготовиться к грядущему разговору. Как только мы приехали к Григорьевым, раздался звонок из «Комсомолки». Звонила Натэла Лордкипанидзе, соратница главного редактора Алексея Аджубея. Она уже слышала о том, что случилось на нашем комсомольском собрании, и заказала нам большую статью, в которой предложила изложить не только вгиковские проблемы, но и наши взгляды на будущее советского кино.
Мы корпели всю ночь и едва успели написать статью для «Комсомолки». А на следующее утро без четверти девять, заспанные и помятые, были уже у цековского подъезда. Нас провели по бесконечным глухим коридорам, ввели в пустоватую приемную, монументальная секретарша в строгом английском костюме предупредила:
— Сейчас вас примет товарищ Шепилов.
Мы вошли в огромный, уютно обставленный кабинет. Из боковой двери вышел красивый шатен с волнистыми волосами, в элегантном сиреневатом костюме.
— Здравствуйте! — доброжелательно провозгласил он, поздоровавшись с каждым за руку. — А почему сразу в ЦК, у вас же есть министр культуры?
— Николай Александрович Михайлов сейчас за границей, — подсказал один из сотрудников, грузный человек в темном костюме, впоследствии оказавшийся начальником отдела культуры ЦК Дмитрием Поликарповым.
— Ах да... — кивнул головой Шепилов, — Для меня ваше обращение — полная неожиданность. Дело в том, что я сейчас улетаю, довольно далеко. Вас выслушают мой помощник товарищ Марков и начальник отдела культуры товарищ Поликарпов. Возможно, мы еще увидимся.
И, взглянув на часы, выплыл из кабинета.
Наступила пауза. Члены делегации покосились на меня.
— Ну... — сурово произнес Поликарпов. — Мы слушаем. Я начал говорить, изо всех сил пытаясь сдерживать волнение и сохранить план заранее подготовленной речи. Вдруг кто-то из членов нашей делегации не выдержал, выкрикнул что-то свое, за ним подняли крик остальные члены делегации. Воцарился гвалт.
Поликарпов некоторое время наблюдал за нами, потом поднял руку, и мы, огрызаясь, нехотя затихли.
— Через три дня я приеду к вам в институт. Вы к этому времени подготовьте подробную информацию. Рекомендую разделить ее на несколько частей и доложить по очереди. Кстати, посмотрю на месте, как обстоят на самом деле дела в вашем пресловутом ВГИКе.
Мы вышли галдящей толпой из ЦК и ринулись в «Комсомолку» — передать статью. Статья вышла на следующий день. Газетами был обвешан весь ВГИК. Занятий в этот день в институте практически не было. Студенты неистово носились по коридорам, а педагоги задумчиво топтались возле газет.
На третий день рано утром в кабинет ректора Анатолия Дмитриевича Головни, гениального советского кинооператора, ворвался Поликарпов. Преданные сотрудники ВГИКа вслед за ним затолкали в кабинет ректора членов комсомольской делегации.
Головня был человек мужественный, вспоминаю его как, пожалуй, самого толкового руководителя института. <...>
Мы в темпе, без лишних слов доложили каждый свою часть.
— Всё? — подвел итог Поликарпов. — Больше ничего?
— Хорошо бы построить еще учебную студию, — рискнул добавить я.
— И хорошо бы дипломы снимать на производстве, — окончательно обнаглел Тамаз Мелиава.
— Однако!.. — покачал головой Поликарпов. — Ладно, пошли поглядим ваше святилище, — и зашагал решительно и быстро, как Петр I на знаменитой картине Серова. Распахивая одну дверь за другой, он как будто заранее знал все то убожество, которое ему предстояло увидеть.
— Как только приедет Михайлов, соберем коллегию, — обернулся он к Головне. — И определим пожарные меры.
Затем с хрустом пожал руку ректору и молниеносно исчез. Мы еще некоторое время стояли не шевелясь, потрясенные.
Через два дня в институте появился министр культуры Михайлов. Он стремительно бежал по коридору ВГИКа, стены которого сверху донизу были увешаны лозунгами типа: «Долой министра-капиталиста!»
— Безобразие! Стоило уехать на два дня... — полы его расстегнутого пальто развевались, когда он взгромоздился на трибуну нашего крохотного зала. — Вы не подумали обратиться ко мне, вы специально дождались моего отъезда и поперли в ЦК! День и ночь только о вашем институте и думаю, как будто в нашей стране нет других проблем!..
Студенты повскакали с мест и ответили дружным ревом. Через несколько дней состоялась коллегия министерства, на которой практически все наши условия были приняты...
В рамках Всемирного фестиваля молодежи и студентов состоялся и международный фестиваль студенческих фильмов — уже в новеньком здании ВГИКа, в знаменитом актовом зале, который все вгиковцы теперь хорошо знают...
К сожалению, мой курс, который проделал львиную долю работы в преображении ВГИКа, не успел воспользоваться преимуществами, которых мы добились. А вот следующий за нами курс Сергея Юткевича, на котором учился Тамаз Мелиава, снимал дипломы уже на производстве. И Калик, и Сахаров, и Эльдар Шенгелая, и Тамара Лисициан, и все остальные.
Вообще, это было золотое время. Может быть, лучшее в истории ВГИКа. В институте преподавали Лев Кулешов, Сергей Герасимов, Тамара Макарова, Григорий Александров, Михаил Чиаурели, Александр Довженко, Юлий Райзман, Михаил Ромм, Александр Столпер, Борис Бабочкин, Владимир Белокуров, Александр Румнев, Ольга Пыжова, Борис Бибиков . И качество выпусков было как никогда высоким.
Полока Г. Телеграмма Хрущёву спасла ВГИК // Известия. 2010. 15 июля.