‹…› Глазами советского школьника сумели взглянуть на некоторые, общественно важные вопросы авторы «Красного галстука». Фильм молодых режиссеров М. Сауц и В. Сухобокова «Красный галстук», как и одноименная пьеса Михалкова, имеет большое принципиальное значение: это — фильм для детей, в котором поставлена морально-этическая проблема, проблема детского поведения. ‹…›.

В «Красном галстуке» основное действие происходит не в школе, а в семье, и проблема пионерской чести, положенная в основу фильма, развивается на противопоставлении двух характеров.

Валерий Вишняков — сын директора завода — мальчик очень способный и внутренне совсем неплохой, но зараженный эгоизмом, грубостью, зазнайством — свойствами, которые еще, как известно, живут в среде наших детей. Решающим моментом для него становится обида, которую он сам нанес другу, сверстнику, потерявшему родителей. Почти вплоть до развязки для Валерия пионер — только звание, а красный галстук — лишь внешний атрибут этого звания.

Для другого мальчика — Шуры Бадейкина — понятие пионерской чести давно стало живым, органическим мерилом поведения и в школе, и дома.

То обстоятельство, что перелом в душе Валерия, ведущий к переделке тяжелого характера, произошел не по указующему персту взрослых, а в результате собственного поступка мальчика, — составляет преимущество фабулы фильма. Однако оно значительно ослабляется декларативным, рассудочным решением важнейшего вопроса о счастливом детстве советских ребят — вопроса, о котором спорят герои фильма. В самом деле, рассудком-то юный зритель хорошо понимает правоту Шуры Бадейкина, которому, несмотря на его личную беду, открыты все дороги. Но образного, эмоционального подтверждения этой глубоко верной мысли фильм не дает, ибо в конечном счете реальное благополучие мальчика поставлено в зависимость лишь от прекрасных качеств приютившего его «доброго дяди».

Со стороны сценариста это — явная дань сентиментальной традиции, дань, к которой его вовсе не обязывали основные происшествия «Красного галстука». Ведь Шура — не маленький, беспомощный еще ребенок, на примере которого можно было бы раскрыть благородное отношение советских людей к осиротевшим детям. И тема эта не имеет никакого отношения ни к содержанию, ни к направленности фильма.

В детской литературе и в детских фильмах взрослые персонажи нередко становятся назойливыми комментаторами детских поступков — прямым рупором авторской морали.

Иногда остается впечатление, что взрослые персонажи — отец, мать, педагог — существуют только для того, чтобы высказать ту или иную скучную сентенцию по поводу происходящего. Так обстоит дело в преобладающем большинстве фильмов о школе.

В упомянутом выше фильме «Личное дело» есть такой эпизод. Пионер Аркадий Зубов, несправедливо обвиненный в краже окуляра от микроскопа, является домой без пионерского галстука. В разговоре с отцом Аркадий заявляет, что сам бросил галстук своим обидчикам и что это — его личное дело. «Значит, — говорит отец, — если я на кого-нибудь обижусь и брошу свой партийный билет на стол — это тоже будет мое личное дело?.. Ты должен был защищаться, доказывать свою правоту, а не швырять галстук! Что это тебе — мочалка?..»

Аналогичная ситуация с брошенным на стол пионерским галстуком и аналогичная тирада отца возникает, хотя и при иных драматических обстоятельствах, и в фильме «Красный галстук». Это случайное, как мы полагаем, сходство возникает от неслучайной общности в стремлении наших авторов детских сценариев и фильмов подавать мораль «в лоб», не видя в таком приеме двойной — художественной и педагогической — ошибки. ‹…›.

Бегак Б. Большие и маленькие // Искусство кино. 1948. № 4.