Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Когда немцев отогнали от Москвы, нас вернули в школу, и в сорок пятом году встал вопрос: кем быть? Многие мальчишки еще раньше ушли на производство, потому что отцы были на фронте и надо было помогать семьям. Нас оставалось в классе всего четверо — остальные девочки.
Что такое кино, я тогда и не задумывался — вернее, задумывался, но
с родителями это не обсуждал. Да и что было обсуждать? Кино — это какой-то заоблачный мир. Я даже толком не представлял, как становятся актерами, где этому учат. Поехал в Москву поступать в автомеханический институт, а сам часами бродил около «Мосфильма» — тянуло туда любопытство, а может быть, это была интуиция. Меня, естественно, не пускали дальше проходной.
«Ты чего здесь слоняешься?» — спросил однажды кто-то из выходивших...
Мне рассказали про ВГИК, и я решил поступать. Споры в семье
были громкие, доходило до слез — не помню, моих или маминых.
И вот в один из вечеров разгорелся очередной спор о том, куда мне идти. Отец гнул свое: «Никакого кино — ты должен заниматься техникой, как я». А мама говорила: «Ты должен получить профессию, с которой легче будет жить в смысле продуктов, поэтому поступай в Тимирязевскую сельхозакадемию». Чисто женская логика.
Я понимал, что родители хотели как лучше, но уступать не собирался. И вот на этот шум вышла бабушка — глава нашего дома, очень мудрая женщина невероятной доброты. Если есть во мне доброта, то она от нее. А если есть строгость — это от деда. Так вот, вышла моя бабушка, сама доброта, и, обращаясь к маме, сказала: «Валя, не запрещайте Славику идти туда, куда он хочет. Он еще молодой. Сам не раз сможет свое решение изменить. Но если вы ему сегодня запретите — он всю жизнь будет считать, что вы ему помешали...» Сказала эти мудрые слова и тихо ушла обратно в свою комнату. После этого я с молчаливого родительского согласия стал сдавать экзамены во ВГИК. ‹…›
Вообще я очень стеснялся выходить на сцену. Я даже в школьной самодеятельности не участвовал. И если вдруг нужно было что-нибудь прочитать или спеть, я боялся этого как огня. Но меня покорило кино. Наши фильмы тянули меня в тот сказочный мир, который был мне недоступен. Я ребенок предвоенного и военного поколения, и надо вспомнить, что в то время шли замечательные фильмы с нашими великими актерами, такими как Петр Алейников, Борис Бабочкин, Марк Бернес, Черкасов, Чирков, Крючков. Телевидения еще не существовало, и единственным окошечком в мир прекрасного был кинематограф. В Павловский Посад иногда привозили фильмы, и мы, мальчишки, с упоением смотрели их по нескольку раз. Как они нас притягивали! Как завораживали эти удивительные актеры, которые, в общем-то, и «позвали» меня со временем в свой мир. Мне было безумно интересно, как это все происходит, где, почему? Но сказать о своих мечтах я никому не мог, поэтому все это зрело во мне тайно. ‹…›
Поехали мы с ребятами в Москву, поступать в автомеханический институт, и там я как-то неожиданно для себя вдруг оказался у входа в киностудию «Мосфильм». На студию нас, конечно, не пропустили, но рассказали, что есть такой ВГИК и там учат на киноактеров. Помчался я во ВГИК. В тот год набирали курс Ольга Ивановна Пыжова и Борис Владимирович Бибиков. Подал документы,
но в списке принятых меня тогда не оказалось — вроде как кто-то сказал, что нефотогеничен.
Прямо скажу: сразу меня не приняли, потому что я оказался не подготовлен, было только огромное желание, но после второго тура я слетел. Я до сих пор остро помню это. Вышла девушка и стала быстро скучным, безликим голосом зачитывать фамилии: «принят» и «не принят». «Тихонов — не принят». Легко так. «Тихонов — не принят». И все поплыло, рассыпалось. Я только тогда понял, как на самом деле хотел сюда, как надеялся, а все остальное было второстепенным. В итоге меня все-таки взяли на испытательный семестр, на полгода. Просто не хватало мальчиков на актерском факультете — 1946 год... Нужно было самим сделать этюд.
Мы с Сережей Гурзо начали делать «Обломова» — он был Захаром,
я Ильей Ильичом. И по итогам этого семестра меня зачислили.
С нашим курсом занимались Ольга Пыжова и Борис Бибиков, потрясающие педагоги, мхатовцы. Их я считаю своими истинными учителями. Они были мужем и женой, оба учились у Станиславского и Немировича-Данченко и вместе вели курсы во ВГИКе и ГИТИСе одновременно. Их театральная школа, очень строгая, нам, будущим артистам кино, пошла на пользу. Лично мне, во всяком случае. Так что я считаю их своими учителями.
Тихонов В. Жизнь – это такое воспоминание. М.: Питер, 2011.