В маленьком ткацком городке Павловом Посаде, где я рос, отношения между людьми были очень простые. Нас не столько школа воспитывала, сколько улица. Мальчишеское братство.
Вот, у меня наколка на руке — это как раз начало войны. Тогда все ходили с наколками — так модно было. Хорошо еще, мне хватило ума наколоть только свое имя «Слава». Все украшали себя именами первых девочек, а у меня тогда девочки не было — ну и сделал свое.
А потом никак не мог эту штуку вытравить. Пришлось двух князей
с этаким «украшением» играть. Время такое было...

И наколки, и курево — все это следствие безотцовщины. Отцы ушли на фронт, мы, малолетние, остались с матерями одни — тогда
и начали покуривать. В ту пору нельзя было не курить, да и вообще много чего тогда делали. Отказаться было нельзя, как нельзя было
не сделать наколку: не хочешь — значит, чужак. И вот мы ходили по улицам подмосковного городочка и собирали окурки. Даже в самую слякотную погоду подбирали их, сушили, шелушили, а потом закручивали в цигарки. В то время взрослые часто ездили на юг
за хлебом. Набирали каких-нибудь вещичек, которые можно было обменять на пшеницу, и отправлялись на поезде из нашей средней полосы в южные края. И мальчишки тоже забирались на крышу вагона. Привозили так называемый турецкий табак — очень крепкий. Помню, попробовал в первый раз — не очень мне понравилось.
Но все ребята вокруг с цигарками ходят — и я должен. Только где брать табак? Тогда мы изобрели такой способ: делили улицу на двоих, каждый шел по своей стороне и собирал чинарики. Набрав гору заплеванных, раскисших под снегом чинариков, мы шли в свой штаб. Штабом мы называли дом, где жили два брата-сироты.
Там затапливали русскую печь, расшелушивали все свое богатство
на сковородку, сушили табак, а потом крутили цигарки.

Когда отец вернулся с войны, он сразу почувствовал, что от меня пахнет табачком. «Покуриваешь, сынок?» — спросил. Ну а что я мог ему ответить? Молчал. Время такое — мальчишескому уставу нужно было соответствовать. Существовал и своеобразный кодекс чести:
за одно тебя уважали, а за другое могли нещадно покарать.
Драк было не так уж много — мы свою смелость иначе проверяли. Например, залезть ночью в чужой сад за яблоками. Причем у каждого был собственный сад, где такими же яблоками можно было наесться до отвала. Но какой же в этом интерес? И вот, бывало, летом спим мы, мальчишки, вповалку во дворе, кто-то травит байки, а потом возникает идея: айда за яблоками! Естественно, выбирали самый опасный сад, где высокий забор, злая овчарка, сторож с ружьем, заряженным солью. Яблоки из этого сада — самые вкусные.
Заставить себя залезть именно туда — в этом было и озорство, и смелость, и мальчишеское желание не отстать от других.

Тихонов В. Жизнь – это такое воспоминание. М.: Питер, 2011.