Счастливую возможность участвовать в работе над картиной «Сельская учительница» (или «Воспитание чувств», как она называлась до выхода на экран) я получил благодаря собственной навязчивости. ‹…› в библиотеке студии я случайно прочел сценарий М. Н. Смирновой, написанный ею для режиссера М. С. Донского и для актрисы В. П. Марецкой, которая должна была играть главную роль. Сценарий этот чрезвычайно взволновал меня. Вот бы поработать над такой картиной! Но я понимал, что это не реально. У Донского есть своя, уже не один раз испытанная в работе съемочная группа. И все-таки, движимый неодолимым желанием, я решился подойти к знаменитому уже тогда режиссеру и напрямик спросить его, не может ли он подключить меня к картине. Пытаясь подкрепить свою просьбу солидными аргументами, я бормотал, что меня очень привлекает «охват сценарием глубинных пластов нашей жизни» и прочую заумь.
Но, видно, моя увлеченность все-таки произвела впечатление на Донского. Выслушав мою тираду, он согласился привлечь меня к работе над фильмом, предложив сотрудничать с другим молодым художником, моим однокурсником по художественному факультету ВГИКа, Петром Пашкевичем (которого уже ранее пригласил на картину).
В тот вечер Донской подробно рассказал мне о предстоящей работе. Речь его была чрезвычайно эмоциональной и слушать было очень интересно. Да и не только слушать, но и видеть бесконечную смену его мимики, жестов. Он сыграл почти всех героев будущего фильма, пережил все перипетии, в которых они должны будут оказаться по ходу картины. Конечно, я понимал, что являюсь всего лишь поводом для выплеска переполнявших художника идей и чувств. И все-таки ушел я от Марка Семеновича в приподнятом настроении, в предчувствии интереснейшей работы.
Она началась буквально на следующий день. Нужно было срочно выезжать на выбор натуры в Сибирь. Мы с Петром Пашкевичем были готовы, но вот оператор Б. С Монастырский, соратник Донского по его предыдущим картинам" был еще занят на другом фильме. Тогда мы предложили, чтобы на выбор натуры поехал с нами Сергей Урусевский — молодой оператор, снявший к этому времени всего лишь две картины (не считая фронтовой кинохроники), но уже показавший себя талантливым и интересных художником. Итак, летом 1946 года группа в составе пяти человек Урусевский со своим ассистентом, администратор, Пашкевич и я) выехала в Сибирь. ‹…›
Наш администратор проявил чудеса оперативности. Он не только достал номер в гостинице, но даже зафрахтовал большой пассажирский пароход для относительно длительной поездки (на целую неделю!) по Енисею с возможностью останавливаться в любых понравившихся нам местах, снимать и делать многочисленные зарисовки и эскизы. Это было прямо-таки чудо, секрет которого стал нам известен по возвращении из этого поистине сказочного плавания. Когда наш белый пароход медленно причаливал к Красноярской городской пристани, мы увидели стоявшего на пристани и буквально беснующегося директора мосфильмовской картины «Сказание о земле Сибирской» и сразу поняли весь грандиозный масштаб авантюры нашего администратора. Воспользовавшись тем, что два администратора, по-видимому, надолго сцепились между собой для выяснения отношений, мы поспешили покинуть пароход.
Как бы то ни было, но мы привезли в Москву множество зарисовок, важных для нашей дальнейшей работы, и прекрасные пейзажи, снятые прямо-таки мастерски Урусевским. Ради этих съемок Сергей поднимал нас среди ночи, и мы долго шли, сонные и злые, встречать холодные рассветы. Ради них, подвязав веревкой галоши, карабкались на знаменитые Красноярские Столбы и с их вершин без конца снимали могучий Енисей (на рассвете, кстати, он особенно величав и даже таинствен). Часами дежурили у паутины, которая раскинулась на старом пне: дожидались, когда хрустальные капли росы отразят по меньшей мере всю вселенную.
В многочисленных набросках, которые мы там сделали, удалось (как нам тогда казалось) уловить внутреннюю суть сибирского пейзажа и особенно архитектуры. Для нас это было открытие неведомого до того мира. Нам даже захотелось тут же адресовать многие наши зарисовки конкретным эпизодам сценария. Появилась даже преждевременная уверенность, что эскизы свои мы напишем быстро и интересно. Нам казалось, что сейчас важно только правильно распределить наши сибирские находки по объектам сценария.
Еще много других радужных и наивных предположений делали мы, возвращаясь домой. Дошло до того, что нас начала всерьез заботить такая, например, частность — каким образом сделать венцы бревен домов в декорации столь же большого диаметра, какие мы видели в Сибири и зафиксировали в своих рисунках. Нас заботило и то, как добиться неимоверной ширины светлых половиц в интерьерных объектах декораций, ведь в Москве ни на одном лесоскладе наверняка таких досок нет, а стыковывать их и сложно, и, главное, это будет заметно, так как совершенно невозможно подобрать текстуру дерева по схожести рисунка.
Однако больше всего беспокоило, конечно, то, что с нами не очень-то будут вообще считаться, ведь мы очень молоды и малоопытны, к тому же «слишком много сразу же хотим».
Это последнее обстоятельство не заставило, конечно, себя долго ждать. Мы столкнулись с ним, как только вернулись на студию в Москву.
Но, к счастью, в этот очень сложный момент М. С Донской яростно поддержал нас, оградив от, мягко выражаясь, иронического отношения к нашим замыслам, желаниям и требованиям.
Я написал «яростно» и увидел, что даже это слово недостаточно полно передало весь темперамент, горячность н увлеченность этого человека. Все мы, члены съемочной группы, испытывали огромную радость и одновременно с этим страх, когда происходили очередные вспышки этой эмоциональности. Они всегда означали, что фильм движется к своему завершению, хотя порой и рывками, в прямой зависимости от степени накала страстей нашего режиссера. Итак, если бы не яростная поддержка Донским наших восторженных замыслов, если бы не так понравился снятый в Сибири Урусевским материал (впоследствии он целиком вошел в картину), если бы, наконец, не творческая и дружеская сплоченность, возникшая во время поездки, многое ушло бы в песок. ‹…›
Виницкий Д. Из дневника художника. М.: Искусство, 1980.