В 1922 году при ГИТИСе открылось отделение Мейерхольда. ‹…› В это время он поставил «Великодушного рогоносца». Когда я увидел этот спектакль, совершенно необычно построенный, с удивительной планировкой, ничего общего не имеющей со старым театром и с постановками других театров, я решил, что мое место только здесь. ‹…›.

Когда я пришел к Мейерхольду, мне все понравилось: здесь было здоровое начало, все строилось на хорошем владении телом; надо было заниматься всеми видами спорта, движением, танцем, фехтованием, боксом. Мейерхольд готовил актеров первоклассных, физически натренированных и готовых к любому заданию на сцене. А ведь не все актеры могут владеть своим телом при выполнении технических этюдов; скажем, при падении в обморок или сценической «смерти». Иные вообще не умеют находиться в сценическом пространстве. ‹…›. А нac приучали к тому, чтобы жест был выверен и чтобы действовали мы при этом не автоматически, а живо, естественно. Движение должно быть организовано внутренним состоянием актера.

Мейерхольд учил, что искусство не может быть бесформенным, что оно становится еще более выразительным, если внутренней линии придана гибкая форма. Тренировались мы очень много, и я так увлекался биомеханикой, что Мастер сделал меня своим ассистентом. Я старался работать по линии углубления образа, боясь стать абстрактным биомеханистом. Мейерхольд мечтал о таком актере, который бы во время диалога легко мог сделать сальто-мортале, не выпадая из диалога. Он говорил:

— Вы так должны владеть своим телом, чтобы, когда ваш командир — ваш мозг — приказывает вам что-то сделать, вы «нажимаете кнопку», и весь ваш аппарат участвует в выполнении. ‹…›.

Вместе с биомеханикой и элементами пантомимы он приучал нас к классической музыке. Мы делали упражнения не просто под аккомпанемент тапера, который играл вальс или полечку, а под музыку Рахманинова, Чайковского, Шопена, Шуберта. Он воспитывал в нас музыкальный вкус. Мы как бы раскладывали свои движения в музыке. Мы не иллюстрировали, а жили в этой музыке... У скрипача инструмент скрипка, у пианиста — фортепиано, у актера — он сам. Это и наша душа, и голос, и сердце — все, чем мы воздействуем на зрителя.

Свердлин Л. Воспоминания // Лев Свердлин: Статьи. Воспоминания. М.: Искусство, 1979.