Я помню Рязанцеву еще со сценарного факультета Института кинематографии, куда она пришла сразу со школьной парты. Она долго казалась тогда именно школьницей — немногословной, робеющей, какой-то рассеянной. Но сразу же удивило то, что в каждой своей работе, даже в этюдах самых начальных, она искала подлинную (а не учебную) проблемность, действительные конфликты, отнюдь не облегченные тем обстоятельством, что это всего лишь задания по курсу кинодраматургии. Она работала серьезно и принципиально там, где ее сотоварищи столь часто искали лишь способа сдать зачет. Вот именно эта подлинность и серьезность, это особое чувство действительных, а не специально придуманных для экрана общественных и нравственных проблем, отличают в дальнейшем сценарии Рязанцевой.

‹…› одна из лучших ее работ — сценарий «Чужие письма». Она поднимает в нем капитальную тему: столкновение робкого, деликатного, легко ранимого человека с грубой бесцеремонностью, с той жестокой категоричностью оценок и мнений, что не ведает сложностей и всегда знает ответы на все.

При этом носителем нерешительности, деликатности является в сценарии Рязанцевой учительница Вера Ивановна. Олицетворением же бесцеремонности, самоуверенного всезнайства, якобы усвоившего истину в конечном ее выражении, предстает на экране шестнадцатилетняя школьница, ее ученица. Итак, традиционное распределение акцентов и драматургических назначений здесь в корне меняется: в роли «учителя жизни», судьи, блюстителя правильности и непогрешимости выступает школьница Зина, усвоившая все расхожие правила и каноны, а в роли ученицы — учительница Вера Ивановна с ее трудной и, очевидно, не слишком удачной жизнью. Деликатность и грубость, ранимость и толстокожесть, душевная тонкость и румяная, голубоглазая самоуверенность, даже не ведающая о том, насколько она жестока и нестерпима.

«Она такая несамостоятельная», — говорит Зина о Вере Ивановне, подводя как бы под ней черту. Да, сама-то Зина «самостоятельная» — тут ничего не скажешь! Она своего добьется в жизни, все рассудит, поставит все на свои места.

Живет эта Зина в небольшом городке, у старшего брата, потому что ее мать пребывала в местах заключения, проштрафившись по торговой части. И горда наша Зина тем, что говорит всем правду в глаза. Однако в классе ее не любят. Не потому ли, что правда ее груба, бесцеремонна и, соотнесенная с человеком, к которому она требовательно обращена, становится ложью, безжалостностью. Потому что не принимает во внимание именно этого человека.

Борец против неправедности и греха — этакий Савонарола в мини-юбке. Все кругом виноваты, только она одна права, да, может быть, еще ее любимый щенок Тимка. Виновата ее горемычная мать, ибо жила не так, как следует жить. Виновен брат, воспитавший ее, потому что женится не на той, на ком, по мнению Зины, подобает жениться. Виновата учительница Вера Ивановна, потому что незадачлива, слабовольна и поддалась недостойной, ненужной любви к заезжему художнику. Весь мир сбит с толку, и только Зина во всем права, ей открыт точный, безукоризненно ясный и правильный путь. ‹…›

«Нельзя читать чужих писем!» — конечно, не в этой бесспорной истине сущность сценария Рязанцевой, кстати, отлично поставленного режиссером Ильей Авербахом. Суть его глубже, прицельней — в самом образе Бегунковой, такой наивной, юной и страшноватой. Причем победа искусства в том, что страшноватость предстает тут именно в неразрывной спаянности с этой юностью, лучезарностью, с открытым, незамутненным взором.

Габрилович Е. Голос // Рязанцева Н. «Голос» и другие киносценарии. СПб.: Сеанс; Амфора, 2007.