Она не была аморальна, она была имморальна; она не преступала заповеди — она не знала о ее существовании. Авербах рассказал увлекательную историю психологической дуэли двух женских типов: кроткого и хищного. Прекрасна была синяя тишина ласковых глаз Ирины Купченко, но по-своему обворожительна оказалась и героиня Светланы Смирновой. Грехи Зины Бегунковой сейчас, по прошествии лет, уже не кажутся тяжкими. «Юность — это возмездие» (Ибсен, «Строитель Сольнес»). Иная, неведомая еще реальность вставала за этой Зинкой, свидетельствуя о том, что «мир жесток и груб»; о том, что из земли помоек и новостроек с дикой настойчивостью лезут на свет дивно жизнестойкие, но и колючие растения, злые от мук своего рождения и с огромной яростной жаждой жить — здесь, сейчас, под этим солнцем. «Чужие письма» запечатлели первый энергетический жест нового поколения, рожденного в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов: готовность к бою, жажду жизни, способность многое на себе «перетащить». Зинка — простолюдинка, варварка, потому все это выражено у нее грубовато, прямолинейно. Но окультуренный тип «Зинки» вскоре стал приносить пользу.

Однако дело не только в истории новостроек. Поместите лицо Смирновой в коричневый сумрак старых холстов, окружите белым испанским жабо — и на вас глянет надменная дама Возрождения. Зинка Бегункова — дитя истории, но, право, что-то и вечное есть в этом нервном упрямстве, в этом энергетическом таране, в этой силе желания прорваться сквозь любые условности ‹…›.

Москвина Т. Зинка Бегункова // Сеанс. 1993. № 8.