В предыдущей картине Ильи Авербаха, в «Монологе», речь велась о новой, современной жизни давних благородных традиций русской интеллигенции, об их обновлении. Об их связи с высокой ответственностью, которую ныне принимает на себя человек, чья деятельность сконцентрирована в сфере духовной культуры. Такой, например, как академик Сретенский, герой «Монолога». ‹…›
Мотивы «Монолога» продолжены в новой картине Ильи Авербаха «Чужие письма», хотя поначалу может показаться, что размышление с высот судьбы крупного ученого, академика, человека большого масштаба, здесь резко снижается. ‹…› Вера Ивановна, скромная провинциальная учительница, сыгранная И. Купченко — актрисой, наделенной удивительным и неповторимым даром одухотворенной, как бы изнутри светящейся, тихой и незаметной скромности, на первый взгляд, выглядит очень уж хрупкой, ломкой, плохо приспособленной к жизни. Даже, пожалуй, беззащитной на крутых поворотах судьбы. Грустные глаза, зябкие плечи, явная неспособность постоять за себя, решительное и совершенно очевидное неумение «устраиваться». Мы все это ощущаем сразу, когда идут еще самые первые, перебиваемые титрами, кадры фильма, и под тихий стук яблок, падающих на землю и на асфальт, на фоне почти не изменившегося с прошлого века провинциального калужского пейзажа, намеренно размытого, снятого не в фокусе оператором Д. Долининым, Вера Ивановна — Купченко шагает к автобусной остановке. ‹…›
А когда мы увидим комнату Веры Ивановны, пустую, голую, чистенькую и неприютную, с неокантованной фотографией старой и величественной Анны Ахматовой на стенке (единственным, но важным знаком связи скромной преподавательницы русского языка и литературы с миром больших и вечных духовных ценностей), это обманчивое впечатление слабости, незащищенности героини фильма еще усугубится. Мир, совершенно безразличный к его обитательнице. Раскроет чемоданчик, бросит туда три-четыре платьица, несколько книжек, выйдет, и нет ее, будто никогда и не проживала. ‹…›
Сценарий Натальи Рязанцевой быстро задает движению картины напряженность и нервность. Развитие событий подгоняется и ускоряется тщательно выверенной логикой интриги, каждый поворот которой и убеждает и озадачивает. С одной стороны, ни минуты не сомневаешься: все было именно так, только так, иначе и быть не могло, с другой же стороны, глазам своим не веришь, и каждая очередная метаморфоза Зины Бегунковой вызывает волнение, оторопь, а потом даже и гнев. Сила этой логики в том, что она правдива, извлечена из самой реальности. Искусство Натальи Рязанцевой как раз и выразило себя в способности перенести на экран противоречие, сложившееся в действительности, так чтобы острота его не притупилась.
Рудницкий К. Уроки нравственности // Искусство кино. 1976. № 9.