Отличительным признаком комедийного творчества Протазанова является то, что все без исключения его комедии — это комедии характеров и нравов. До «Закройщика» советские комедии, как правило, строились на остроте ситуаций, опирались на комедийные положения и аттракционы, и характеры персонажей таких комедий страдали схематичностью. Цель таких комедий примитивна: вызвать смех в зрительном зале, не заботясь о том, что комедия, как и драма, призвана будить у зрителя серьезную мысль. ‹…› Протазанов рассматривал жанр комедии как равноправный и самостоятельный вид искусства.
Комедия имеет собственные законы, но, как и в драме, конфликт и характер лежат в основе построения комедийного произведения киноискусства. Как и в драме, Протазанов в своих комедиях опирался на литературные и сценические традиции русского искусства, раскрывая замысел произведения через актерское творчество. Специфически кинематографические изобразительные средства дороги ему были постольку, поскольку они помогали актеру выявить характер персонажа, а в целом — донести до зрителя мысль автора. ‹…›
У Протазанова комедийная ситуация никогда не вступала в противоречие с правдой человеческого характера. Это и обеспечило огромный успех его комедиям, выдержавшим испытание временем. «Немые» комедии Протазанова двадцатых годов «Закройщик из Торжка», «Процесс о трех миллионах», «Праздник святого Йоргена», «Дон Диего и Пелагея» продолжают доныне собирать полные залы кинотеатров.
«Закройщик», поставленный по заказу Наркомфина для пропаганды государственного займа, явился первой советской бытовой комедией. Дружными усилиями сценариста В. Туркина и режиссера Протазанова сюжет, построенный на судьбе выигравшей облигации, развернулся в веселую комедийную интригу, предоставившую актерскому ансамблю возможность захватить зрителя своим ярким талантом, а режиссеру — блеснуть умением поддерживать слаженность актерского ансамбля на протяжении всего фильма. ‹…›
В партнеры Игорю Ильинскому, с успехом дебютировавшему в «Аэлите», режиссер привлек юную студентку Веру Марецкую — и снова актерское открытие. Крестьянская девушка Катя и неловкий Петя Петелькин предстали перед зрителями живыми людьми, и острые комические приключения, в которые они попадали, не кажутся надуманными. Марецкая и Ильинский (ведомые опытной рукой) непрерывно поддерживают оживление в зрительном зале не комикованием, а точной реакцией персонажей на создавшиеся обстоятельства. Актеры жили жизнью своих персонажей, и зритель весело и с интересом следил за их судьбами. Никому не приходила мысль о том, что перед ним «реклама» госзайма: судьба облигации органически сплеталась с судьбами персонажей, и авторская тенденция незаметно делала свое полезное дело.
Когда говорят, что Протазанов отличался умением «угадывать» актера, это не означает только умение «подбирать» исполнителей ролей фильма. Важно, как достигается удачно подобранный актерский ансамбль. Обычно режиссеры намечают двух-трех или больше кандидатов на роль и затем на пробах выбирают одного из них.
Протазанов, работая с автором над окончательным вариантом сценария или над режиссерским сценарием, уже видел перед собой конкретных исполнителей ролей. Он отбирал их без предварительных проб. «Пробные» съемки для актера и режиссера являлись продолжением поисков образа роли, начатых «за столом». Актер, приступая к такого рода пробам у Протазанова, знал, что роль поручена ему, и мог целиком сосредоточиться на работе над образом роли; дилемма «быть или не быть» не отвлекала его.
Протазанов, приглашая для исполнения главных ролей в своих картинах актеров знаменитых, таких как Блюменталь-Тамарина, Москвин, Качалов, и таких еще никому не известных студенток, как Марецкая, Войцик, Попова, Алисова, с одинаковым чувством уверенности в успехе совместной работы вручал им роль. Каждый раз режиссер брал на себя обязанность сделать все, чтобы данный актер добился в этой роли наибольшего успеха. ‹…›
Вера Марецкая, партнерша Ильинского по фильму «Закройщик из Торжка», красочно дополняет мысль Ильинского: «Я считаю Якова Александровича своим „крестным отцом“ в кинематографе, но мое „рождение“ произошло не сразу... Ко мне Протазанов долго приглядывался. Впервые он увидел меня на сцене студии Евгения Вахтангова (где я училась) в спектакле „Битва жизни“ по Диккенсу. Я понравилась ему, и он решил посмотреть мое лицо на экране. И вот начались „групповки“ в картине „Его призыв“. ‹…› До сих пор не могу понять, что Протазанов успел угадать в этих „групповках“, когда основное мое стремление заключалось в том, чтобы спрятаться за спины партнеров от великого смущения... Я сама удивлялась, откуда вдруг появилась во мне такая „киноробость“. Но факт остается фактом. Все же Протазанов рискнул, взял меня на главную роль в „Закройщике из Торжка“ и поначалу хлебнул горя: я продолжала смертельно бояться киноаппарата — боялась поднять глаза, боялась смотреть вперед. А Яков Александрович, очень желавший подбодрить меня, кричал: „В чем дело? Сто сорок шесть раз уже снималась, а держит себя как лапша маринованная!“ В азарте к излюбленному его слову „лапша“ прибавлялось уже прилагательное... А потом все стало на место — так располагала к вере в себя, непринужденности сама атмосфера протазановских репетиций — легкая, веселая, радостная, та атмосфера, которую отмечают и все работавшие с ним». ‹…›
Протазанов был наделен одним из важнейших режиссерских качеств: он всегда умел вызвать у актера драгоценное состояние легкости и непринужденности, без чего актеру не зажить жизнью персонажа. В пределах своей роли актер чувствовал себя свободно, зная, что чуткий глаз режиссера заметит, если актер нарушит общий ритм фильма, нарушит внутреннюю связь роли с жизнью других персонажей.
Это было особенно важно исполнителю комедийной роли, когда у актера в минуту подъема интуиция часто подсказывает экспромт, рождает выразительную деталь. Вот почему все комедии Протазанова отмечены искрометностью исполнения основных ролей. Пожалуй, апогея актерского блеска достигает Протазанов в комедиях «Процесс о трех миллионах» и «Праздник святого Йоргена».
К актерскому ансамблю «Закройщика из Торжка» — В. Марецкой, О. Жизневой, И. Ильинскому и А. Кторову — присоединяется в «Процессе о трех миллионах» прославленный актер Малого театра.
Три вора — это мелкий воришка Тапиока (И. Ильинский), «великосветский» авантюрист Каскарилья (А. Кторов) и признающий только крупные куши банкир (М. Климов). ‹…›
Огромный успех фильма Протазанова обусловлен был тем, что советскими авторами экранизации «Трех воров» эффектное сюжетное построение было блестяще использовано для сатирического углубления характеров главных персонажей. Это дало возможность актерам Ильинскому, Кторову и Климову блеснуть всеми гранями своего таланта. ‹…›
Другой находкой режиссера в трактовке замысла фильма была характеристика банкира. В умной и меткой зарисовке артиста М. Климова банкир не противопоставляется воришке Тапиоке. Нет, они дополняют друг друга: банкир и нищий — у обоих одинаковый моральный уровень, оба лишены чувства человеческого достоинства. Этой аналогией, которой не было в романе, Протазанов в значительной степени усиливает сатирическое звучание фильма, по сравнению с довольно благодушным повествованием Нотари. В то же время, эта аналогия делает правдоподобным главный фабульный трюк: неудачливого бродягу принимают за знаменитого авантюриста, похитившего три миллиона. Искрометными деталями Ильинский на протяжении всего фильма удерживает симпатии зрителя. ‹…›
Однако, щедро наделенный чувством юмора, Протазанов беззлобно относился к несправедливым нападкам и мудро учитывал все критические замечания по своему адресу.
Упреки в том, что в «Процессе о трех миллионах» недостаточно зло высмеяны нравы буржуазного общества, побудили Протазанова сказать однажды своему другу О. Леонидову, экранизировавшему роман Нотари:
— Олегушка. Поройтесь в кладовке вашей памяти: не найдете ли там романа позлее «Трех воров»?
Леонидов, этот поистине литературный энциклопедист, не задумываясь, сказал:
— Есть, кажется... Читали вы роман «Праздник святого Йоргена»...
— Бергстедта? — оживился Протазанов. — Олегушка, вы гений. Тут нашей «тройке» есть где развернуться.
— Михаил Михайлович — наместник храма?
— Ясно.
— Кторов — Коркис, Ильинский — Франц... Не слишком ли сходна ситуация с «Процессом»? И тут три авантюриста разных мастей...
— Вот и хорошо... Это будет вроде как вторая серия «Процесса». Но на более злой основе...
И в самом деле, роман скандинавского писателя давал весьма прочную фабульную и политическую основу для острой сатиры. Бергстедт разоблачал бесстыдные махинации католической церкви, разжигающей суеверие своей паствы инсценировкой различных «чудес». И здесь, как и в «Процессе о трех миллионах», орудуют три авантюриста, только в «Празднике святого Йоргена» не банкир, а важный сановник церкви становится «жертвой» ловких проделок Микаэля Коркиса, объявившего себя святым Йоргеном.
Но Протазанов понимал, что эксцентрический случай, описанный в романе, покажется неправдоподобным в кино и будет воспринят как веселая буффонада. Поэтому режиссер искал реалистической мотивировки «воскресению» Йоргена.
Эти поиски увенчались счастливой находкой, о чем Протазанов спешил сообщить О. Леонидову. Не застав его дома, Протазанов оставил записку:
«Ура, находка! Сгораю от нетерпенья поделиться... Ждал вас у себя, ловил на фабрике, догонял на Тверской, пытался перехватить на углу Садовой, устроил засаду в вашей квартире — все напрасно. Целую. Я. П.»
И часом позднее по телефону:
— Да, клад... Он еще на замке, но я нашел ключ. Вручаю его вам, действуйте.
— Вам мало трех воров, хотите иметь четвертого?
— Не вором — благодетелем страждущих вижу вас, Олегушка.
Слушайте. Немногим меньше двадцати лет прошло с того дня, как я впервые увидел в Париже киносъемку...
— Вы еще тогда не собирались работать в кино, — вставил Леонидов.
— Нисколько. Это было простое любопытство путешественника.
Я присутствовал случайно на съемке евангельских «чудес» по заказу католической церкви... Перечитывая теперь «Праздник святого Йоргена», я вспомнил, как тогда в студии Патэ режиссер с циничным равнодушием изготовлял разные «чудеса». При этом воспоминании я ощутил в своих руках... ключ к экранизации романа Бергстедта. Протазанов предложил предпослать развитию сюжета романа пролог, в котором показывается съемка религиозного фильма о чудесах святого Йоргена по заказу католической церкви. Так однажды наблюденный жизненный факт спустя двадцать лет в творческой фантазии режиссера стал идейным ключом всей постановки романа Бергстедта.
Придуманный Протазановым пролог придал достоверность комедийным коллизиям, которые делают разоблачительный замысел романа доходчивым и убедительным. Массовая сцена «исцеления» больного, решенная режиссером с огромным темпераментом, а также богатые выдумки и детали, которыми изобилуют эпизоды торговли священными реликвиями, с большой силой отвечают разоблачительному замыслу фильма.
Алейников М. Яков Протазанов. М.: Искусство, 1961.