Козинцев и Трауберг начинали снимать картину «Одна», Эрмлер только недавно закончил «Обломок империи» и поклялся никогда не снимать звуковых лент. Звука вообще боялись, но относились к нему, как к скарлатине, которой можно заболеть, но от которой можно и уберечься. Козинцев и Трауберг все же решили стать пионерами звука и заявили во всеуслышание, что «Одна» будет звуковой лентой. Для этого они снимали на всякий случай будильник, шарманщика, духовой оркестр на площадке трамвая, виолончель и множество других так или иначе звучащих предметов.
Впоследствии они даже вывезли с Алтая настоящего шамана с настоящим шаманским бубном. Козинцев и Трауберг позвали меня работать с ними. Я тогда работал и театре и считался специалистом по изобретению всяких звуковых и музыкальных «сопровождений». Мой приход в кино совпал с закладкой звукового ателье ‹…›.
«Одна» снималась как фильм немой, к которому потом будет сочиняться звук. О записи человеческой речи даже и не помышляли. Такая съемка казалась утопией. В свободные от театра часы я начал ходить на съемки.
Так ходил я несколько месяцев, и сущности ничего не делая и лишь приглядываясь. Первое впечатление первозданного хаоса, которое произвела на меня фабрика, постепенно вытеснялось. Появились всякие, пока еще абстрактные, мысли о звуке в кино. Хотелось начинать серьезную работу. Но этой работы не было, потому что ателье только строилось.
Однажды ко мне подошел режиссер Мишин. Тогда он работал администратором у Козинцева и Трауберга. Он был очень смущен, но, преодолевая сомнение, попросил меня как-нибудь отработать мною полученную зарплату: «Не согласитесь ли вы ‹…› играть на рояле под съемки?» — спросил он меня. Хлеб даром есть не полагается, и я согласился.
Помню, как однажды пять часов подряд играл одним пальцем «Маруся отравилась». Об этом меня просила Кузьмина, игравшая в «Одной» главную роль учительницы. «Маруся» ее почему-то особенно волновала. Ну вот, наконец, звуковое ателье построено, аппаратура установлена. Можно работать, но что делать? Неизвестный Козинцев и Трауберг как раз уехали на полгода в алтайскую экспедицию, я остался единственным заинтересованным в звуке человеком на фабрике. Поэтому меня вызвали в дирекцию, и мне было сказано, чтобы я делал все, что мне угодно, но чтобы в несколько месяцев звук был освоен. Я получил в свое распоряжение некоторое количество денег, довольно большое количество пленки и начальника. Начальником ко мне по административному приходу был назначен П. И. Игушев. Считалось, что он должен заниматься звуковым кино, ибо когда-то он играл на скрипке. Мы с ним сразу сдружились, и началась работа.
Фактически шло очень серьезное и очень трудное освоение звуковой техники. Все было несовершенно до предела, все приходилось перестраивать и передумывать. Первыми звукооператорами были все те же инженеры.
Но дело заключалось не только в технике. Я твердо поставил перед собой задачу экспериментально испробовать все, что только будет возможно, экспериментально проверить все мысли, уже появившиеся у меня. Не стоит сейчас вспоминать эти первые опыты, подчас еще наивные и несовершенные. Их я проделал великое множество и думаю, что они послужили хорошим фундаментом для первых серьезных работ моих товарищей.
Чего, чего только не перепробовал я за полгода моего хозяйствования в ателье! Ближайшим моим помощником явился первый профессиональный звукооператор нашей фабрики Илья Федорович Волк. Он пришел на фабрику из радиостудии. До своей работы радиотехника он был гонщиком на мотоциклете. Человек он был смелый и решительный. А на первых порах работы смелость и решительность были необходимы. С ним мы записали на пленку буквально все, что только звучит в природе, с ним же мы произвели первые синхронные съемки, сняв песни и игры студентов Ленинградского института народов Севера. Исподволь он начал приводить аппаратуру в производственный вид. Вместе придумывали мы десятки мелких усовершенствований. Штат ателье стал разрастаться. Появились первые «шумовики».
Не обходилось без курьезов. Шумовики придумывали сложнейшие машины для производства самых простых звуков. Так например, для шума, значившегося в их номенклатуре как «стук палки по полу», было придумано довольно сложное механическое сооружение. Запершись в глухой кабине, «шумовик» в наушниках проверял звучность этой машины. Он все время был недоволен: «Не так... не так!» — ерошил он волосы на голове. Наконец «то-то постучал перед микрофоном... простой палкой по полу. — «Вот! вот — закричал шумовик. — Чем вы это сделали?!»
Но курьезы, подобные рассказанному, конечно, не определяли характера работы. Работа шла серьезная и большая. К приезду Козинцева и Трауберга ателье уже было вполне приспособлено к съемкам, был накоплен значительный опыт. «Одна» вышла не звуковой лентой в теперешнем понимании. Но партитура «Одной» была придумана режиссерами и композитором Д. Шостаковичем очень тонко, сложно и интересно.
Арнштам Л. Экран зазвучал // Искусство кино. 1940. № 1-2.