Это редкое и долгожданное кино: умное, остроумное, точное, умелое, ясное, смешное, чувствительное, энергичное. Каждая сцена построена сложно, но воспринимается просто, и от компетенции и желания зрителя зависит, на каком уровне восприятия остановиться, и всем комфортно. Когда несостоявшаяся любовница Кира произносит разоблачительный аналитический монолог про то, как Служкин убил трех зайцев умело выстроенной интригой и всех (своего друга, жену и ее самое) точечно раскусил, а мы при этом видим, как он пытается отковырять диванную подушку, чтобы соорудить ложе страсти, а потом примоститься в получившуюся дырку, чтобы ответить на телефонный звонок — то совершенно точно понимаем: с одной стороны, герой действительно человек тонкий и добрый и понимает, кому как лучше будет жить, больше, чем кто бы то ни было, а с другой — совершеннейший шут гороховый, и представить его плетущим сети демоном не только невозможно, но и сама мысль об этом делает эту сцену еще смешнее, хотя это, казалось, уже невозможно.
Сцена сплава, напротив, построена как настоящий триллер: дети внизу, приближаются к водовороту долганского переката, а он, опоздавший учитель, наверху, бессильный, цепенеющий от ужаса и вины, мечущийся по самой кромке скалы, и камера разрывается между ними, и зрителя захлестывает двойная петля страха. Но одновременно тот же зритель, сам того не замечая, постепенно начинает чувствовать, что там, наверху, страшнее, чем в самом водовороте. Просто потому, что смотреть и не быть в состоянии что-то изменить ужаснее, чем нестись по перекату и отбиваться от скал. И когда он, зритель, окончательно очухивается, то может, по желанию, различить в этой сцене еще один обертон: это и к жизни относится. Если смотреть со стороны, то страшновато, а если самому жить — то ничего так, продраться можно.
Велединский и его команда сделали в некотором смысле идеальное кино. Там есть все, что должно быть: страсти и мордасти, любовь и дружба, наблюдения и приключения, пейзажи и разговоры, чувства и мысли, ирония и правда, страх и смех, мастерство и талант. На открытии «Кинотавра» была разыграна небольшая опера, в которой замученный ожиданием Зритель спел целую арию, обращенную к киношникам: «Снимите мне нормальное хорошее кино». Похоже, он дождался.
Грачева Е. Географическое открытие // «Сеанс»