[Я] не взялся бы точно определить, кому мы обязаны в первую очередь успехом этой картины. ‹…›

И Шумяцкому, главному «кинопродюсеру», изрекшему идею будущей фильмы (джаз-комедия), угадавшему в Александрове ее создателя, грудью отразившему все наскоки, все покушения на ее жизнь и славу. ‹…›

И Утесову с его джаз-оркестром — изначальный расчет был именно на него, на спектакль «Музыкальный магазин», небывалый успех которого в Ленинградском мюзик-холле и раздразнил воображение главного «кинопродюсера». ‹…›

И разве не в первую очередь мы должны помянуть имена сценаристов Владимира Масса и Николая Эрдмана ‹…›, буквально в два счета ‹…› родивших вместе с Александровым первый вариант сценария ‹…›

А Дунаевский, которому выпало не только писать новую музыку, но и делать вместе с Александровым всю режиссерскую разработку сценария! ‹…› На практике ‹…› это означает взаимную и почти равноправную зависимость постановочных решений и всех музыкальных тем, мелодий, модуляций.

И наверно, иной получилась бы лента, если б не стоял за камерой такой оператор, как Нильсен, — с его умелостью и пытливостью, с его особым пристрастием к неординарным, творчески рискованным методам киносъемки. ‹…›

А сам Александров! Да и можно ли вообще сомневаться в приоритете режиссера ‹…›. Но в том-то, мне кажется, и прелесть картины — ее слабость и ее сила, — что режиссер в ней первый среди равных. Он еще не очень уверен в себе, в правилах игры, еще не крепко держит бразды правления — иногда выпускает их ‹…›, отдается на волю самоигральной стихии, на волю мюзик-холла, цирка, ревю. Но у него уже хватает понимания и сил не допускать полного самовольства ни одной стихии, так или иначе уравновешивать их, сводить, пусть порою с натяжкой, все частности в нечто Цельное.

Так, в сущности, и получилось — нечто несуразное и все же цельное. ‹…›

Несуразность фильма отражала несуразность эпохи начала тридцатых годов. ‹…›

Не в меру разбушевавшихся хулителей ленты не скоро смогли одернуть и самые высокие инстанции, тем более что между ними тоже не было согласия. Нарком просвещения Бубнов выступал категорически против картины — больше всего за «издевательство над классикой». Председатель ГУКФа Шумяцкий пробивал ее. Зрители тех лет, конечно, не знали, каких усилий, каких хитроумных маневров стоило Шумяцкому вывести ленту на божий свет. И самым удачным из них был показ ее Горькому на даче в Горках. Алексей Максимович ‹…› пришел в полный восторг.

Горький же и предложил показать комедию Сталину и членам Политбюро. ‹…› Были хохот, громкие похвалы, возбужденный ‹…› пересказ друг другу только что виденных сцен — и снова хохот. И категорическое повеление вождя отнять картину у режиссера: «А то он ее испортит своими никому не нужными доработками».

Зрители, спешившие на премьеру, конечно, ничего про это не знали, но они читали в «Правде» как бы итоговую (примирительную) рецензию на картину, вот-вот выходящую на широкий экран. Они уже знали, что «Веселые ребята» — это действительно первый крупный шаг «в попытке широко использовать американское мастерство веселого трюка», что «картина не свободна от недостатков», и в первую очередь «из-за отсутствия сюжета», что, «несмотря на талант постановщика, несмотря на превосходную игру артистки Орловой и мастерство оператора Нильсена, трюк наглядно обнаружил свои сильные и слабые стороны», что «мюзик-холл на экране — веселое и занятное зрелище, но надо давать его в меру». ‹…›

Поначалу ‹…› пребывание Анюты на экране предполагалось как чисто служебное — в прямом соответствии с должностью персонажа. ‹…› Правда, ей предстояло все же разок-другой спеть и станцевать и в конце концов завоевать сердце героя, но не столько за счет своих разнообразных талантов, сколько за счет социально-общественного достоинства. ‹…›

Но с первых же дней знакомства с Александровым все стало исподволь, но круто меняться: и буквальная роль актрисы, и житейская ее роль. ‹…› Все ее мощные ресурсы — красота, женственность, светский лоск ‹…›, нарядность, природный артистизм, приумноженный солидным сценическим опытом, природная интуиция, изрядно обостренная личными невзгодами и ошибками, природная цепкость, ревностное до подвижничества усердие в работе — все было брошено в ту решающую схватку, смысл которой она сама, ничуть не стесняясь, формулировала предельно четко: «Он мне нужен!» Он — то есть Александров.

И вот «служебная» роль стала быстро раздаваться вширь и вглубь, обрастать нюансами, придававшими ей совершенно иное значение. Не служанка — соперница. ‹…› Звезда на звезду. ‹…›

…Как-то с самого начала было общепризнанно, что вторая половина комедии удалась Александрову меньше. Крайне отрицательные суждения гласили, что вся эта часть бессвязна, явно подражательна, неуклюже сработана в духе американского кинокомического стандарта. ‹…›

…Сначала у Александрова и ‹…› сценаристов вообще не было намерения создавать сюжетную историю, просто двенадцать аттракционов, связанных условным ходом. В процессе съемок менялось их количество и содержание. ‹…›

‹…› Смех, который одни рецензенты обзывали потом грубым, утробным, животным, а другие — здоровым, праздничным и жизнерадостным, сразу стал камнем преткновения в спорах о фильме. Можно ли так смеяться? Можно ли так смешить? ‹…›

Дело в том, что Александров и его сподвижники ничтоже сумняшеся (а попросту, не ведая, что творят) наделали в фильме столько идеологических и эстетических ошибок, допустили столько очевидных просчетов, что можно удивиться, как он вообще прошел. ‹…›

Смех одолел всё и вся. И стал в конечном счете той броней, которая защитила картину, кругом ее оправдала. ‹…›

Это были не пустые слова. Советский народ с молодым задором уверенно смотрел в будущее, чувствовал, что все идет как надо, — все идет к лучшему. И каждый факт, подтверждавший это, встречал радостно и одобрительно. И перелет Громова, и лихой удар Краснознаменной дальневосточной по китайским провокаторам, и грандиозный проект Дворца Советов, и победу сборной Москвы над басками, и первый советский «форд», и самолет «Максим Горький». И фильм «Веселые ребята».

Этот фильм был рассчитан на веселых ребят, на веселых зрителей — на тех, кто чувствовал свою причастность ко всем великим свершениям, к «поколению победителей». Расчет оказался не просто точным — кроме «смеха, бодрости и оптимизма», в фильме присутствовала масштабность, дерзновенная грандиозность. И это делало его одним их эпохальных свершений ‹…›. Первой советской музыкальной кинокомедией. ‹…›

Картина Александрова знаменовала собой рождение в советском кинематографе «большого стиля». В самом однозначном, то бишь голливудском смысле этого термина. И нимало не чужеродного директивным умонастроениям общества. Иными словами, знаменовала рождение кинематографического «соц-арта».

И даже явный дилентантизм авторов, из-за которого фильм перенасыщен драматургическими натяжками и нелепицами, обернулся достоинствами. ‹…› Молодые ‹…› первопроходцы во главе с Александровым не очень-то утруждали себя кропотливым поиском логических решений, а просто вышибали клин клином — одну стихию другой. Оттого-то и нет в картине видимой стройности. Оттого-то и трудно отдать первенство кому-то из ее создателей.

Кушниров М. Светлый путь, или Чарли и Спенсер. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 1998.