Мысль об извечной борьбе между разумом и чувством придает особый эмоциональный накал аскетически просто снятым кадрам «Крестьян», где, раздираемый страхом, горем, злобой и любовью, Герасим неуклюже топчется над распростертым на полу телом Вари, горячо любимой и только что убитой им жены.

Именно эти трагические сцены, где борьба идей вдруг словно бы освещается изнутри яркой вспышкой человеческих страстей, — вершина художественного самопроявления режиссера, самое ценное в его фильмах. Правда человеческого страдания обогащает жесткую логику авторской мысли, и именно в этих сценах фильмы Эрмлера избавляются от дидактического элемента, нередко им свойственного, приобретают психологическую многогранность и глубину. ‹…›

К «очищению» от быта Эрмлер приходит постепенно. В «Крестьянах» он еще снимает сочные бытовые сцены — знаменитую сцену пельменного пира, заключительную сцену открытия колхозной бани. Но быт здесь трансформирован, сгущен, перенасыщен. Эти сцены входят в фильм не просто бытовым описанием, но ударными моментами, утверждением авторской мысли о торжестве колхозной жизни и о крепкой исконной связи героя-коммуниста с народом, его жизненным укладом, обычаями и нравам ‹…›.

Сэпман И. Фридрих Эрмлер // Из истории Ленфильма. Выпуск 4.
Л.: Искусство, 1975.