К началу тысячелетия у Эльдара Рязанова — особый статус. Не то чтобы он просто «классик», нет, бери выше: гарант социальной стабильности. Как-то само собой разумеется, что Рязанов должен регулярно выпускать мудрые притчи о духовно богатой, но незадачливой интеллигенции. Если по телевизору показывают встречу с президентом страны, значит, верховный распорядился «решить вопросы» с финансированием, и не миновать новой премьеры в ближайшее же время. Уж кто-кто, а Рязанов в самый разгар лихолетья отечественного кино всегда находил понимание на самом высоком уровне. Итак, каждый новый фильм режиссера — вопрос государственной важности. Отсюда два принципиальных, хотя и неявных, следствия. Первое: Рязанов канонизирован в качестве национального сказочника, своего рода акына, к нему неприменимы евростандарт и универсальные критерии качества. Второе: как и прежде, Рязанову «позволено» ориентироваться исключительно на внутренний рынок. Рязанов — достояние республики. Таких людей мало. Они — необходимый элемент национального ландшафта. Даже недоброжелатели и скептики с легкостью соглашаются: пускай будут. Пускай делают, что хотят.
В фильме «Тихие омуты» есть эпизод, который можно квалифицировать как проговорку авторского подсознания. Измученный вниманием телевизионщиков, герой Александра Абдулова протестует: «Не надо снимать!» «Ну не могу я не снимать!» — стонет в ответ оператор. И противопоставить его профессиональному рвению нечего.
Нет, Рязанов не халтурит. Он добросовестно сохраняет верность своей прежней поэтике: героям, принципам сюжетосложения, изобразительной стратегии. Просто резко изменился контекст, и, по мнению тех, кто мечтает новому контексту соответствовать, поэтика Рязанова архаична. Однако архаичный Рязанов сохранил прежнее социальное чутье, вот отчего его фильмы производят двусмысленное впечатление.
Неуклюжий рязановский новодел неожиданно обнаруживает актуальность. Ведь по существу ничего не изменилось, страна существует в параметрах советской архаики! Чуткий Рязанов не только не задержался в прошлом, а наоборот: всех обогнал, распознав в нашем настоящем и в нашем ближайшем будущем инерцию прежнего движения. Перестройка обернулась консервацией, ускорение — торможением. В то время, когда во все концы света рассылаются победные реляции, манифестирующие наш рывок к постиндустриальному раю, Рязанов объявил сон разума. Чего стоят его названия: «Старые клячи», «Тихие омуты»! Стоп, машина. Конец Истории. Вечное возвращение. Уютный междусобойчик.
Рязанов предан своему поколению и его ценностям. Это обстоятельство вызывает глубокое уважение. Во времена, когда приветствуются хамелеонство и коллаборационизм, это обстоятельство перевешивает многое, даже эстетическое несогласие с художником, даже поколенческую разницу. ‹...›
Манцов И. [О поэтике Э. Рязанова]// Новейшая история отечественного кино. 1986–2000. Кино и контекст. Т. VII. СПб.: Сеанс, 2004.