Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
К началу тысячелетия у Эльдара Рязанова — особый статус. Не то чтобы он просто «классик», нет, бери выше: гарант социальной стабильности. Как-то само собой разумеется, что Рязанов должен регулярно выпускать мудрые притчи о духовно богатой, но незадачливой интеллигенции. Если по телевизору показывают встречу с президентом страны, значит, верховный распорядился «решить вопросы» с финансированием, и не миновать новой премьеры в ближайшее же время. Уж кто-кто, а Рязанов в самый разгар лихолетья отечественного кино всегда находил понимание на самом высоком уровне. Итак, каждый новый фильм режиссера — вопрос государственной важности. Отсюда два принципиальных, хотя и неявных, следствия. Первое: Рязанов канонизирован в качестве национального сказочника, своего рода акына, к нему неприменимы евростандарт и универсальные критерии качества. Второе: как и прежде, Рязанову «позволено» ориентироваться исключительно на внутренний рынок. Рязанов — достояние республики. Таких людей мало. Они — необходимый элемент национального ландшафта. Даже недоброжелатели и скептики с легкостью соглашаются: пускай будут. Пускай делают, что хотят.
В фильме «Тихие омуты» есть эпизод, который можно квалифицировать как проговорку авторского подсознания. Измученный вниманием телевизионщиков, герой Александра Абдулова протестует: «Не надо снимать!» «Ну не могу я не снимать!» — стонет в ответ оператор. И противопоставить его профессиональному рвению нечего.
Нет, Рязанов не халтурит. Он добросовестно сохраняет верность своей прежней поэтике: героям, принципам сюжетосложения, изобразительной стратегии. Просто резко изменился контекст, и, по мнению тех, кто мечтает новому контексту соответствовать, поэтика Рязанова архаична. Однако архаичный Рязанов сохранил прежнее социальное чутье, вот отчего его фильмы производят двусмысленное впечатление.
Неуклюжий рязановский новодел неожиданно обнаруживает актуальность. Ведь по существу ничего не изменилось, страна существует в параметрах советской архаики! Чуткий Рязанов не только не задержался в прошлом, а наоборот: всех обогнал, распознав в нашем настоящем и в нашем ближайшем будущем инерцию прежнего движения. Перестройка обернулась консервацией, ускорение — торможением. В то время, когда во все концы света рассылаются победные реляции, манифестирующие наш рывок к постиндустриальному раю, Рязанов объявил сон разума. Чего стоят его названия: «Старые клячи», «Тихие омуты»! Стоп, машина. Конец Истории. Вечное возвращение. Уютный междусобойчик.
Рязанов предан своему поколению и его ценностям. Это обстоятельство вызывает глубокое уважение. Во времена, когда приветствуются хамелеонство и коллаборационизм, это обстоятельство перевешивает многое, даже эстетическое несогласие с художником, даже поколенческую разницу. ‹...›
Манцов И. [О поэтике Э. Рязанова]// Новейшая история отечественного кино. 1986–2000. Кино и контекст. Т. VII. СПб.: Сеанс, 2004.