Авторы и актеры показывают и разыгрывают шкидские будни с великолепным знанием деталей ‹…›, но эти буйства уже не являются для них самовыражением талантливости, ценным безотносительно, как то было в книге...
У фильма — иной воздух. Здесь из массы выделены четко индивидуализированные герои; здесь пробиты в пьянящем тумане прямые и ясные сюжетные трассы-новеллы, и в них поселились личные отношения; и скрещиваются эти линии в одной решающей точке — именно там, где стоит печальный и искушенный, мудрый и находчивый, смешной и трогательный Сергей Юрский, резко приблизивший к нам мифического Викниксора — директора Шкиды Виктора Николаевича Сорокина, музыканта и интеллигента, сидевшего когда-то на одной парте с Блоком, а тут усмиряющего буйную «Школу социально-индивидуального воспитания имени Достоевского».
В Викниксоре Юрского, в человеке, носящем чеховское пенсне, заключается ответ на те неизбывные вопросы, которые высекают создатели фильма из взрывчатого своего материала. В сущности, тема фильма — не буза, в которой выявляются талантливые натуры вчерашних беспризорников. Тема фильма — чеховский герой, человек XIX века, интеллигент и гуманист, попавший в обстановку содома и гоморры. В этой обстановке он становится так же нелеп, как и его воспитанники. Они поют — под «зубарики» — песню о том, что у кошки четыре ноги, а он — под рояль — «Гаудеамус» по-латыни, «рыцарский» романс Кукольника «Клянусь я сердцем и мечом»; состязание старомодной, беззащитной культуры с юной, простодушной и безжалостной наивностью принимает характер взаимной мистификации, точно так же, как торжественные мелодии старинных гимнов фантастически стыкуются с рыдающей интонацией приютских песен.
Рыцарское начало, которое играет в Викниксоре Сергей Юрский, подсвечено шутовством со всех сторон — это рыцарское начало приобретает оттенок трагикомедии. Вот пенсне отброшено; измученный Викниксор сидит с мокрым полотенцем на лбу — вы видите его длинное, благородное лицо, нелепое лицо рыцаря с компрессом на голове; вы мгновенно прочитываете эту метафору: славный Дон Кихот Ламанчский, Рыцарь печального образа — вот кто наивно, упрямо и благородно продолжает проповедовать разум и человечность в мире великой «бузы».
А что остается делать?
Именно то, что делает Викниксор, а его образом и авторы фильма: терпеливо и любовно открывать людей в этих буянящих, талантливых по-своему, несчастных детях ушедшего беспризорного времени...
По сути, картина эта есть полное переосмысление книги. Там, где бурлила наивная, безудержная жизненная сила, там сегодня мы ищем соразмерность и благородство; мы исследуем на этом старом фоне новое интеллигентное сознание и пробуем меру его нравственного воздействия на этот взрывчатый материал. Новые времена — новые задачи.
Они — бузили. Это прекрасно. Они взрывали под педагогами стулья, травили «халдеев» серным дымом, кидали им на головы табуретки. Это было их делом, и они делали его талантливо. А наше дело — задуматься над тем, чтобы выявление талантов не принимало столь воинственных форм. Каждому свое... Как сказал бы Викниксор, стaрый ценитель латыни: tempora mutantur...
1967
Аннинский Л. Чеховское пенсне Викниксора // Родина. 2016. № 8.