«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Пришлось замахнуться на авторитет педагога, иначе мы солгали бы перед своей совестью, перед искусством и детьми. Методы и принципы Светланы Михайловны окаменели с 1948 года, когда она начала работать в школе. Ссохлась в одиночестве, утратила тонкость и богатство движений ее душа. Появился автоматизм, который выхолащивает женственность, и чем меньше у нее шансов на личное счастье, тем беднее живым чувством к детям ее педагогика.
Но ведь известно, что она «днюет и ночует в школе, вкалывает за себя и за других», что школа — ее дом и ее Вселенная. За что же так неласковы к ней и ребята и авторы? Возможно, именно за это, как ни парадоксален этот ответ.
Потому что Вселенная бесконечна и усыпана звездами, и ребятам есть до этого дело, а Светлане Михайловне нет. Потому что учитель, если он хочет быть интересен ученикам, должен сохранять и наращивать некий духовный «остаток», а Светлана Михайловна не догадывается об этом. Инерция безостаточной самоотдачи довела ее до нищеты. Мы прощаемся с ней, когда она, выражаясь фигурально, посажена в долговую яму. Придется ей там подумать и поплакать о никогда не слышанной музыке, о своей жизни — от звонка до звонка, о стихах, не прочитанных ею потому, что написал их «второстепенный» поэт Баратынский, не вошедший в хрестоматии ‹…›
Нам хотелось, чтобы ребята в кинозале испытали не злорадство, а светлую, острую жалость к этой женщине. ‹…›
Несколько раз я слышал и читал такой упрек фильму: очень уж хороший там класс, очень уж солидарный… И не часто встретишь такого Генку Шестопала, который так воинственно, так дерзко выступает против ханжества. Сжечь сочинения — шутка ли… ‹…›
Суть этого упрека горька и понятна мне. Благословен воспитатель, находящий в себе любовь и к тому ребенку, который обижен природой, лишен видимой «искры» и главного детского «козыря» — обаяния… Вот Януш Корчак это мог…
Я работал в школе, давал неплохие, как говорили, уроки, не жалел времени для откровенных разговоров с ребятами, читал им стихи… И все же мучился; трудно мне было любить всех, в том числе вялых, угрюмых, психопатичных, злостно мешающих мне или чем-то пришибленных ребят. От них отскакивало мое старательное участие, их лица ничего не выражали, когда я читал Светлова, Заболоцкого, Пастернака, Хикмета… Архимедовским рычагом и точкой опоры могла быть в данном случае только любовь. Та, которая не требует готовых добродетелей, а сама их лепит. Та, которая терпеливо ищет ключи к душам, не раздражаясь от первых неудач. Та, которая не устает прощать.
Это ведь и есть педагогический талант, в конце концов. У меня его было маловато. А возможно, виной всему была молодая нетерпимость, которая, к счастью или к сожалению, проходит с годами?
Короче говоря, я ушел из школы: слишком манило искусство.
А потом написал «Доживем до понедельника», где был милый моему сердцу поэт и бунтарь Геночка Шестопал, Надя Огарышева, которая с ослепительной искренностью доверяла свою мечту классному сочинению, симпатичный скоморох Сыромятников и другие…
Спору нет: этих любить легче.
Когда заканчивались съемки, мне трудно было расставаться с нашим 9-м «В», захотелось снова поработать учителем, верилось, что Мельников, несмотря на свой кризис, не сможет дезертировать от таких ребят…
А как же те, от кого я ушел? Неартисты, небунтари, непоэты, невундеркинды…
Или в них все это было, а я не разглядел?
Так или иначе, мы виноваты перед ними. И я, и даже мой Мельников с его несколько надменным нравственным максимализмом.
Моя мысль возвращается к Вовке Левикову — помните? — чья мама приходила выплакивать «троечку», чей папа — горький пьяница, чьи «успехи» повергают в уныние учителей…
Кто поможет ему?
Кто расскажет про него всю правду с экрана?
Кто отберет его у Светланы Михайловны и поведет навстречу культуре, стихам, пятеркам и прочим содержательным радостям?
Не знаю.
Полонский Г. Просьба Архимеда // Кино и дети. Сборник статей. М.: Искусство, 1971.