Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
2025
Таймлайн
19122025
0 материалов
Автор: А. Шаров
Поделиться
Какими они будут — люди семидесятых?
О социальном факторе в фильме

«Доживем до понедельника» — фильм о воспитании в правде, честности и о высоком уважении к личности школьника. Подобные картины появляются у нас не так уж часто. В фильмах о школе дети, подростки чаще всего выступают как благородная или сопротивляющаяся разумному, но — более или менее — аморфная масса, которую педагоги постепенно, несмотря на неудачи и просчеты, наполняют своим верным пониманием жизни, своими знаниями и взглядами на мир. ‹…›

Духовная жизнь в школе, какой она предстает на экране, обычно идет, как вода, падающая на лопасти турбин, — всегда в одном направлении, сверху вниз: от умного и талантливого воспитателя, представляющего объединенную силу всех взрослых, весь опыт взрослого мира, — к детям. Жизнь сверху вниз, и только, все другое — временное, для фабульной занимательности. Так построено действие даже в удачной «Республике ШКИД», где (не в согласии с замечательной повестью) ребята, в конечном счете, только объект — бурный, бунтующий, но лишь объект усилий умных воспитателей: емкости, которые постепенно заполняются разумным.

‹…› Фильм «Доживем до понедельника» привлекает тем, что в нем наряду с обычным педагогическим движением сверху вниз есть и интересный, и сложный, и внушающий веру в себя детский коллектив. ‹…› Для учительницы Светланы Михайловны (эту, как говорят, необычную для себя роль актриса Н. Меньшикова сыграла умно, остро) из фильма С. Ростоцкого и Г. Полонского — женщины честной, но ограниченной — образ человеческий лепится давлением со стороны, по проверенным образцам. И для хорошего, неравнодушного учителя Ильи Семеновича Мельникова (В. Тихонов) он тоже должен лепиться больше со стороны, только давлением нравственным, и не по стандартным, а по самым лучшим человеческим идеалам. Но для героини фильма — молодой учительницы Натальи Сергеевны (И. Печерникова) — важнее и драгоценнее всего проявить то неповторимое, что есть в человеке. Проявить — сделать видимым и для самого школьника и для всех других, хорошо бы — для всего мира. Ведь так же, как не повторяются отпечатки пальцев — и это важно для криминалистов, — так и не повторяются души, ни одна душа, и это главное счастье мира. Процесс стандартизации и начинается с обезличивания.

— Вы столько лет учились с Геной и не заметили самого главного в нем, — говорит девятому классу Наталья Сергеевна, Наташа. — Это самое главное — честность, — отвечает одна из девятиклассниц, Надя Агарышева, угадав мысль учительницы. ‹…› В картине С. Ростоцкого сплелись как бы два фильма: почти документальный — девятый класс «В» — и обычный, актерский. Когда они пересекаются, фильм вырастает до произведения большого искусства. ‹…› Но картину создает воздух, сквозь который ты видишь изображенное. Рассказ о детстве пленяет, если ты чувствуешь воздух, пространство, годы, пролегшие между временем, когда человек переживал познание мира, и временем, когда он сел за письменный стол. Таинственная прелесть расстояния. «Лишнее» в картине «Всего три урока», где дорог, вероятно, не то что метр, а сантиметр пленки, — несколько раз просторно повторяющаяся маленькая сценка... Урок, а учительница отошла к окну — от ребят, от сюжета, от сценария — и смотрит, просто смотрит на ничем не примечательный вид, открывающийся в окне. Думает о чем-то своем. И в этих магических паузах воздух окружающего пространства входит в класс, в урок, в душу учительницы, в нас, зрителей. В учителе истории Илье Семеновиче Мельникове, как мне показалось, как раз не хватает этого «лишнего», непереводимого без остатка в слова роли, того, что и делает поэзию поэзией и актеру позволяет не просто играть роль, повторяя слова драматурга, а жить на сцене. Что-то не получилось в этой роли, которая должна была узлом связать сюжетные линии сценария. Мне кажется, что артист В. Тихонов все время видит себя и слышит со стороны. Что он сам и слова его слишком красивы. Мельников — правдолюбец и борец за правду. Но правда может быть холодной до беспощадности, а может быть согрета добротой, чуткостью. «Счастье, — писал Пушкин, — есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному».

В Мельникове нет этой великой способности излучать, кроме справедливости, еще и счастье. Душевный холодок, недостаточная сила вот этого корчаковского воображения, способности переселяться в души ребят и товарищей по работе порой ведет к педагогическим ошибкам. ‹…› Наташа находит в себе силы признать перед всем классом свою неправоту. Именно с этого момента она определяет свой учительский путь, с которого ее не заставят свернуть никакие силы. Холодная прямолинейность и светлое прямодушие — разные, иногда даже противоположные силы, говорит картина. ...Урок литературы. Тема сочинения, которое пишут школьники, — «Мое представление о счастье». Учительница Светлана Михайловна ходит между партами, заглядывая в тетради... Думает, думает Генка Шестопал, поэт «девятого «В». В конце концов он пишет одну-единственную фразу: «Счастье — это когда тебя понимают». Право же, даже только для того, чтобы прочитать Генкино сочинение, увидеть врасплох Генкино лицо, по которому очень непростые и невысказанные мысли пролетают, как тени, как световые зайчики, стоило посмотреть картину. «Счастье — это когда тебя понимают»... Вот ведь удивительное дело: то же самое примерно, что, вероятно, Гене неизвестно, другими словами говорил Лев Толстой, когда делил людей не на умных и глупых, а на понимающих и непонимающих. Понимающих — значит способных переселиться в душу другого человека. А для этого «переселения» нужна другая магическая черта — воображение. Убийством воображения начинается убийство доброты в человеке. Поэтому так бесконечно важна сказка, которая учила бы радоваться счастью и печалиться печалями других. И так важна литература в школе, если учитель умеет развивать воображение у школьников, способность к свободной, нескованной, искренней, своей мысли.

‹…› Нет, не нравятся Светлане Михайловне мысли ее ребят о счастье. Гена написал одну только фразу о понимании. А Надя совсем уж написала, что счастье — это встретить хорошего человека, который любил бы детей; и родить, если не будет войны двух мальчиков и двух девочек. И такие мысли у девочки, у школьницы! Светлана Михайловна потрясена этим «духовным стриптизом». Почему-то ей не приходит в голову, что одна сестрица в пушкинской «Сказке о царе Салтане» мечтает: «Я б для батюшки царя родила богатыря». И это слушают девочки, даже еще не умеющие читать, из уст матерей. И это, как все пушкинское, рождает в душах только чувство истинной красоты. ‹…› Мельников, излишне красивый в сценах со взрослыми, картинно уходящий «в дождь», «в ночь», преображается на уроке. Вот тут, когда он с детьми, ты веришь в силу души и благородства этого учителя истории. ...«Девятый «В» проходит революцию 1905 года. Мельников спрашивает о лейтенанте Шмидте, которому в учебнике посвящено всего-то пятнадцать строк. Некоторые из ребят в недоумении: зачем было возглавлять обреченное восстание, идти на неизбежную смерть. Но вот заговорил учитель, и мы физически чувствуем, что прагматизм — не высший закон жизни, что иногда взвешивать шансы успеха и неуспеха подло, что подвиги в истории человечества неизбежны и прекрасны. Что, если бы был Галилей, отрекшийся перед инквизицией, и не было бы Джордано Бруно, и Томаса Мора, и Патриса Лумумбы, и лейтенанта Шмидта, — человечество не было бы человечеством.

...Девятый класс — главный герой картины. Детская линия воспринимается, повторяю, почти как документ, как нечто подсмотренное с необычайной, нежной зоркостью. Тут создатели фильма нашли «чистый тон» — по любимому выражению Халдора Лакснесса. И режиссер проявил величайший такт — главную черту таланта, — сделав свое искусство прозрачным, почти незаметным для зрителя. Прозрачным, как те драгоценные оптические стекла, которые позволяют ученому увидеть жизнь природы... Они, авторы, увидели и открыли зрителю много важного в тайнах детской жизни. Дожить благополучно от четверга до понедельника оказалось нелегко — многое произошло, переменилось за немногие дни. Честно дожить от «девятого «В» класса до старости, пройти через все испытания жизни, не растрачивая и не предавая «своего», будет еще труднее. Но веришь, что ребята из «девятого «В» справятся, должны справиться с этой задачей.

Смотришь фильм и думаешь: какими они будут — люди семидесятых и восьмидесятых годов? И веришь: правдивыми, одаренными воображением, не способными на предательство. И за все это, приходящее как бы само собой, испытываешь благодарность к авторам фильма.

Шаров А. Чистый тон // Искусство кино. 1968. № 9.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera