Мы летим в Комсомольск. Мы — это не только группа киноработников. В багажном отсеке «ТУ-114» летят в банках-контейнерах герои нашей картины. Она называется «Доживем до понедельника». Это работа режиссера С. Ростоцкого по моему сценарию. Герои наши — учителя, ученики и сама школа. Как их там примут, в далеком городе юности?..  ‹…›

Новый большой кинотеатр ждет нас. Его директор говорит приглушенным голосом:

— Идут последние кадры… Прошу, выход на сцену отсюда…

Я понимаю ситуацию так: теперь пусть говорят зрители, мое дело — слушать.

— Есть у вас вопросы по фильму, товарищи?

Есть! Первой осмелела худая девушка в очках:

— Скажите, а учитель Мельников, тот, которого Тихонов играет, — почему он такой раздражительный? — И сразу второй вопрос: — Почему Тихонов сам не приехал?

Я озадачен. Почему раздражительный? Но ведь полтора часа речь шла о творческом кризисе этого человека, о том, как мучительно этот кризис преодолевается, о том, как мешает учителю мертвечина штампа, потеря контакта с ребятами, с коллегами — отчасти по их вине, отчасти по его собственной… Нет, ну разве я смогу все это пересказать? Но, кажется мне, этого и не нужно.

Кто-то жаркой скороговоркой выкладывает свое мнение и рубит рукой воздух, и я уже сочувствую девушке в очках: на нее наседают такие речистые, такие темпераментные товарищи…

— Вы, видно, сами работали в школе?

— Работал, — говорю, — два года.

— А я вот считаю, что эту учительницу литературы… Как ее? Светлана Михайловна, да? Ее надо из школы гнать! Она ханжа. А то, что она страдает из-за личных причин, — это не считается!

Эти слова покрывает гул одобрения. Ого, какой наступательный дух в Комсомольске!

Немолодая женщина опережает мой ответ:

— А двадцать лет учительского стажа? А то, что она днюет и ночует в школе, душу на это кладет, — это тоже не считается?

Кажется, эту женщину больно задело, она даже внешне на Светлану Михайловну похожа.  ‹…›

— Вот вы доказываете, что школе нужны творческие люди, так? С кругозором. С понятием, что дети — они тоже личности, человеки… Правильно?

— Безусловно.

— Судя по картине, у вас такое понятие есть. Так почему же вы только пару лет поработали в школе и, простите, смотали удочки? Кому вы передоверили это святое дело?

Стою перед залом и чувствую, что щеки горят. Ответ у меня, конечно, найдется: «потянуло в кино», «почувствовал вкус к драматургии», «хочу быть полезным школе своей новой работой…»

Чем не ответ? Но я слышу в голосе вопрошающего тревогу и требовательность. Через мою повинную голову вопрос обращен ко многим. Самые различные музы уводят своих молодых служителей далеко от школы — от переднего края борьбы за человека. Словно раз навсегда решено (кем? какими головотяпами?), что музам в школе не место. Словно «учитель» и «творчество» — понятия далекие, как «бухгалтер» и «балет»!

А между тем публицистика, театр и кино не устают доказывать, что учителем должен быть человек самой высокой душевной организации, человек особой искренности, доброты и таланта. Разве не об этом хлопочут художники в фильмах «А если это любовь?», «Мимо окон идут поезда», «Добро пожаловать», «Друг мой, Колька». Разве не об этом говорится в книгах Ф. Вигдоровой и А. Шарова и пьесе С. Лунгина и И. Нусинова «Гусиное перо»?

Полонский Г. Премьера была на Амуре // Советский экран. 1968.
№ 20.