Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Этика выборочного спасения
Общие черты кинематографа 2010-х

От каждого поколения в кино остается какая-то магистральная идея, реже — несколько; чаще они формулируются позже, постфактум. Что общего у кинематографистов 10-х годов — тех, кому сегодня 25–35? ‹…›

В фильмах молодых режиссеров идея спасения всегда соседствует — и является следствием — ожидания апокалипсиса, катастрофы, расплаты за грехи. Спасение надо понимать, конечно, не в религиозном смысле, а в метафизическом, социальном. Речь идет о спасении личности, подчас даже об элементарном ее выживании.

Существенное отличие этики 10-х от традиционной советско-российской этики (с ее попытками дать универсальный ответ на вызовы времени, найти универсальный рецепт спасения) — отказ от спасения всех ради спасения одного. Выборочное спасение — фундаментальная идея поколения 10-х. Если нельзя спасти человечество — да даже тех, кто рядом, спасемся хотя бы сами. Валерия Гай Германика, Иван И. Твердовский, Юрий Быков и Наталья Мещанинова, не сговариваясь, демонстрируют нынешнее общество в качестве обреченного, безнадежного фона. Его многочисленные представители уже на раннем этапе испорчены — до такой степени, что спасать их нет смысла. У режиссера не хватает моральных сил на спасение всех — он честно предупреждает об этом. Вот воплощенная жестокость в «Классе коррекции» — герой Никиты Кукушкина, актера «Гоголь-центра». После очередной гнусности он ставит символическую точку — сплевывает неповторимо мерзким образом. Каждый такой плевок констатирует: личность сформирована. Завершена. Сложилась. Тут ничего не исправить.

Детям 1980-х (а это и есть наши режиссеры) приходится все время припоминать опыт свободы, самостояния. Неукоренившийся, не до конца осознанный, скорее инстинктивный — но все-таки опыт свободы каким-то образом осел в них, хотя и не пустил корни. Этот опыт «недосвободы» постоянно напоминает о себе, находит отражение в различных перверсиях. В виде цинизма и принятия всего как оно есть, в готовности примириться с действительностью с помощью классических образов — попытавшись создать «нового Идиота» (героиня Твердовского) или новую «Маленькую Веру» (у Мещаниновой). ‹…› Авторам не нужны психологизм и достоверность в изображении зла. ‹…›

Драматическая наивность, обнажение приема — то, что способно оттолкнуть знатоков кино, — отчасти преднамеренны. Это и есть новая форма работы со злом. Собственно, интересен в этих фильмах именно сознательный отказ от драматизации и демонизации зла. Тут — именно банальность, повседневность зла, но никто по этому поводу «не парится». Излишняя реалистичность работает на сакрализацию зла (не случайны в сегодняшних фильмах элементы сюрреализма, абсурдизма в его изображении). Как не случаен и отказ от «художественности».

Это можно считать концептуальным ответом поколения.
Вообще «художественность» понимается поколением 10-х как попытка избежать прямого ответа, как компромисс с цензурой, самообман, бегство от ответственности. В этом предпочтении «правды» «искусству» — способ миросозерцания нового поколения, в отличие от «великой иллюзии» советского кино 1960–1970-х годов.
Намеренная «антихудожественность» делает многие сегодняшние фильмы несколько примитивными, прямолинейными, но это же и освобождает от недомолвок. Авторы часто идут напролом, наперекор логике к своей единственной цели: спасти героя.

Еще одна важная черта поколения — вера в иррациональность спасения. Спасти может только чудо. Но какое! Чудо парадоксально: оно теперь приходит «черненьким», просто-таки безобразным. У Германики — чудо открытия таланта; у Твердовского — чудо выздоровления. Катастрофичность сознания и вера в иррациональное соединяются в сознании молодых режиссеров причудливым образом.

Все они придавлены историческим опытом алармизма, всеядности, релятивизма. Все пытаются выстроить новую этику, мораль, опираясь только на собственное чутье. Эта почва крайне ненадежна; они желают верить — и одновременно не верят — прежде всего в человеческую природу. Они допускают индивидуальное сопротивление (спасти одного!) — но не верят в коллективное человеческое усилие. Вот почему, я думаю, они аполитичны — в этом русском смысле, когда отказ от политики есть на самом деле скрытый страх перед ней.

Кинематографическое поколение 10-х годов живет в пространстве мифа в большей степени, чем предыдущие. Поэтому нет смысла говорить о каких-то «твердых убеждениях», «принципах», «ценностях»: природа их отсутствия не в ущербности, она в том, что наши новые авторы существуют в принципиально ином, доценностном состоянии. Подсознательно они пытаются начать историю заново, с чистого листа. Что, впрочем, характерно для любого поколения.

Архангельский А. Спасение рядового // Искусство кино. 2014. № 9.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera