Велединский по своему устройству режиссер животный, совсем не головной.
Никаких интеллектуальных пассов и эзотерического умствования с загадочным видом. Вся потусторонняя история про встречу сбитого джипом дембеля Сергея по кличке Кир и его убитых в чеченском бою друзей Игоря и Никича дышит и живет по-житейски: призраки парней в маскхалатах беззлобно матерятся и мечтают о бабах, а в метафизическом пространстве смерти не замечают никакой грозной тайны — так, степь с высотками, и еще холодно там и курить страшно хочется. А здесь охота выпить, но призракам не положено — только спиртовые пары вдохнуть носом из горлышка или стопки. Владимир Епифанцев и Максим Лагашкин играют этих двоих единственно возможным образом — с показным дурашливым смешком и затаенной тоской последнего знания. Очевидно, так и было нужно режиссеру, для которого нет никакой романтической вибрации в том, что видят этих призраков, кроме Кира, только в дрезину пьяные, до смерти влюбленные, да еще музыканты и невинные дети, для всех же остальных они пустое место. ‹…›
Велединский моралист, хоть и не моралист-декламатор; он знает толк в пафосе — однако чувствует, где ему место, а откуда его надо гнать в шею, иначе тот из средства массового поражения неминуемо превратится в громыхающее оружие авторского самоубийства.
Савельев Д. За живое // Сеанс. 2006. № 29–30.