Взяв на роль комиссара Фурманова двадцатипятилетнего артиста ЛенТЮЗа Бориса Блинова, Васильевы совершили снайперский выбор.

При крайне невыгодной для актера роли резонера и контролера рядом с лихим Чапаевым, да еще в сопоставлении со сверкающими творениями Бабочкина и Кмита — какие шансы могли быть у исполнителя?

Блинов выдержал соревнование, обреченное на провал. Его Фурманов, конечно, не стал культовой фигурой, как Василий Иванович или Петька, но его тоже полюбили. Спасало обаяние актера, воплощенное в улыбке, которая буквально озаряла лицо. Удивительная естественность существования на сцене позволяла ему, что называется, вообще не играть. Ходила легенда, что в прологе какой-то советской пьесы [пьеса А. Крона «Винтовка № 492116] Блинов в одежде красноармейца выходил на просцениум, произносил слова воинской присяги и уходил. И все! А в зале начинались аплодисменты.

<…> За три года он сыграл семь ролей, стремясь, как и его товарищи по ЦОКС, к разнообразию и перевоплощению. Штурмовик-молодчик Тео в фильме Пудовкина по Брехту «Убийцы выходят на дорогу» — четкая проработка характерности, развязной манеры поведения. Зализанные волосы, спущенный на лоб «фестон» делают неузнаваемым лицо артиста, обычно словно бы светящееся.

<…> Ермолов [в фильме «Жди меня»] — единственная в кинорепертуаре артиста роль с драматическим развитием, эволюцией, сменой облика. От сияющего счастьем влюбленного до обросшего бородой вожака партизанского отряда, постаревшего и много пережившего, но вернувшегося домой — «всем смертям назло» — воина. Про эту роль Блинова не скажешь, что это счастливая, неотразимая, полнокровная типажность (но все-таки лишь типажность!), как в Фурманове, здесь мощно сыгранная драма.

Зоркая Н. Вещие сны Алма-Аты: Русское кино в эвакуации // Искусство кино. 1999. № 7.