Пригласил бы меня Юлий Яковлевич в «массовку» — постоять, помолчать в кадре, — я бы с великой охотой согласилась, да и там волновалась бы: очень уж хочется так сыграть, чтобы ему понравилось. Но тогда, на съемки фильма «А если это любовь?», я приходила, ни капельки не волнуясь.
Пригласили меня на пробу, я до этого вообще не снималась в кино и о Юлии Яковлевиче, как о режиссере, не знала ничего. Мне говорили: «Дура, это ж Райзман!» — а мне было все равно.
Начали работать, репетировать в подготовительном периоде. К тому, что я делала, он все время приглядывался и что-то из «моего» отбирал. Мне долго казалось, что берет он какие-то мелочи, которым я раньше никогда не придавала значения. Ну, какая разница, вот так я двину рукой или вот этак — это же малозаметные движения!
Потом уж я поняла, что Юлий Яковлевич из меня, из моей индивидуальности, из того, что я могу, лепит что-то свое, складывает, как мозаику. Обратит внимание на какой-то мой поворот или интонацию, скажет: «Постарайтесь это закрепить». К этому еще что-то «мое» же добавит, поправит, уточнит...
Со всем тем, что мы тогда на репетициях наработали, я и пошла сниматься. Обстановку Юлий Яковлевич создает такую, что об игре вообще как-то забываешь. Не пойму, как он это делал, но он давал удивительное ощущение жизни всему, что было вокруг. И я естественно стала жить перед камерой, понимаете, не пугалась этой камеры, свободно жила в тех обстоятельствах, которые предоставлялись ролью, мизансценой.
Очень он внимателен к актеру. Никогда не выразит недовольства, не скажет неодобрительного слова. Конечно, далеко не всегда с ним легко работать. С ним очень трудно: и требователен, и тщателен. Но он всегда вызывает доверие к тому, что делает, и актеры у него уверены в том, что все будет хорошо.
Я сказала о внимательности. Есть в этом еще одна особенность, очень важная, по-моему: он внимателен не только в смысле вежливости, но и в прямом смысле этого слова.
Юлий Яковлевич приглядывается к актеру не только на площадке. Вот, кажется, просто общительный человек: мы разговариваем с ним в перерыве или обедаем вместе. И вдруг замечаешь, что он все смотрит, смотрит за тобой каким-то профессионально тренированным, проницательным глазом. А потом какой-нибудь мой жест — бытовой, естественный для меня и не замечаемый мной — мне же и предложит. Вот это да!
Увидела я себя уже в готовом фильме. Тогда-то я все и поняла! Это была я. И роль была моей: даже то недоброе, что было в моей героине, собственническое по отношению к своему ребенку, действительно есть во мне, как есть, к сожалению, в каждой женщине. Но это он, Юлий Яковлевич Райзман, обнаружил во мне — актрисе и женщине — такие качества, которых я раньше за собой не знала. И не знала до него, на что я, как актриса, способна. Да, это была я, но ведь главное-то сделал он! На экране работал каждый нюанс, каждый поворот — все те мелочи, значения которым я не придавала….
Цит. по: Рыбак Л. В кадре – режиссер. Из наблюдений за работой
Ю. Райзмана и С. Герасимова. М.: Искусство, 1974.