Сыграть Степаниду Богатька в экранизации повести Василя Быкова «Знак беды» Русланова согласилась с радостью; те, кто читал повесть, хорошо понимают актрису. К моменту начала работы она уже обладала необходимой для такой сложной роли зрелостью, не только творческой, но и социальной.

Повесть «Знак беды» разворачивается в двух временных пластах. Это довоенная жизнь маленького села на западе Белоруссии, коллективизация, ее жертвы. И первый год войны, принесший новые страшные беды. Что касается довоенного пласта, то он открыто полемичен, и полемика эта обращена, например, к «Краткому курсу ВКП(б)», долгое время определявшему направление нашей жизни. Повесть полемична и в своем глубинном срезе, там, где Быков исследует образ народа и народной жизни на крутом повороте истории, рост чувства собственного достоинства в борьбе с оккупантами у крестьян Степаниды и Петра Богатька, которые приходят к свободе, заплатив за нее жизнью.

Руслановой не привыкать играть сильных, работящих, «самостоятельных» женщин из гущи народной, Она точна во всем. Во внешнем облике Степаниды — тяжелая походка, крепкие, сильные руки, которым никогда не довелось быть в покое, в бездействии. Проницательный взгляд Редкая улыбка.

Но этого слишком мало, чтобы по-настоящему рассказать о жизни Степаниды и смерти ее, чтобы так органично связать два временных пласта, как это удается актрисе. Главное для нее высветить, выкристаллизовать то, что в разную пору противостояло в народе насилию, отчего не покорился он в черные годы. В страшное военное время.

Жизнь никогда не баловала Степаниду. Бедная сирота-батрачка, она, став женой такого же нищего батрака Петрока, получила две десятины хуторской земли с камнями, суглинком, который в засушливый год что твоя скала... Но эта суровая земля — единственная кормилица Степаниды и ее семьи, кормилица и надежда. И потому обращается с ней Степанида как с родным, живым существом, а все живое любимо и близко ей. Русланова прочерчивает связь крестьянки Степаниды, кровную и корневую, со всем тем, что взрастило ее и дало ей силы. Степанида — часть этого маленького мира. Она приняла его в свое сердце и теперь отвечает за него перед богом и людьми.

Но этим кругом она не замыкается. Ею постоянно владеет жадный интерес и к другой жизни, шумящей за пределами хутора. К сожалению, в картину не вошла часть эпизодов повести, связанная с довоенной жизнью семьи Богатька. Но и в данных ей пределах Руслановой оказалось подвластно передать тягу одаренного от природы человека к жизни общественной, духовно насыщенной, к единению с людьми, которые помогут ей жить в мире справедливом и добром. Но случается иначе...

Полемический накал близок Руслановой и в роли Степаниды, и в других ролях. В «Знаке беды» такой накал очень уместен. Она играет в этой картине колюче-задиристо, недобро по отношению к тому, что происходит вокруг.

Трезвый ум Степаниды протестует против суесловия, демагогии власть предержащих. Она понимает, что этим они оберегают себя, свое положение, понимает интуитивно и то, чем ей грозит возможное сопротивление. Но ничего не может с собой поделать. Прыткие борцы — «обобществители» — несут беду... Смотрит Степанида на одного из таких — Новика (Владимир Гостюхин) — блестят ненавистью ее глаза из-под кромки низко повязанного платка, сурово смыкаются губы. В ней зреет бунт, и она уже сознательно стремится к борьбе с бесчеловечными нормами, которые предложены людям как нормы что ни на есть самые человечные. Ей равно противны и хулители, и «превозносители» — для крестьян нет толку ни от тех, ни от других, а Степаниде как раз и нужен «толк». Не просто досыта брюхо набить, но ощутить себя вольным и равным человеком.

Когда-то революционные лозунги твердо обещали ей такое равенство. Потому и встала она за новую жизнь, не ленится бегать каждый день добрый десяток километров из хутора в деревню и обратно, чтобы выучиться грамоте, узнать, чем люди в мире живут.

В ней растет, выросло чувство гражданской чести, которое теперь пытаются задушить.

"Над ней издевались, а теперь она должна издеваться над собой, терпеть, когда не терпится, молчать, когда изнутри рвется крик. Разве так можно?«— эти строки Василя Быкова Русланова отыгрывает с огромной душевной взволнованностью.

Она постепенно преисполняется чуть ли не отвращением к своим оппонентам, и отвращение это так велико, что в итоге почти отделяет Степаниду от большого мира, в который она прежде так стремилась. Она пытается замкнуть себя в рамках семьи, дома, хозяйства. В фильме нет прямых эпизодов, где эта мысль нашла бы свое открытое воплощение. Однако существует внутренняя связь между эпизодами довоенной и военной истории семьи Богатька, актрисе дано сыграть непрерывность пути Степаниды.

Коллективизация, ее жертвы, самоубийство молодого милиционера Гомчарика, растерзанные судьбы односельчан, изгнанных с родной земли, — все это пережито Степанидой в кадре и за кадром. Она разучилась прощать. И палачам, вроде Новика, и самой себе. Она как будто зла никому не чинила, но ведь и не крикнула на весь мир, что рядом с ней чинят зло... Непрощение прежде всего самой себе становится для Руслановой главным связующим звеном в разных временных пластах.

Начинается война. И в Степаниде по-крестьянски основательно зреет решимость своими силами рассчитаться с палачами. Она начинает с малого — словно этим проверяет себя, свою храбрость, волю к поединку с сонмом врагов. Ворует немецкую винтовку и топит ее в колодце — не бог весть какое деяние... Но на наших глазах Степанида впервые преодолевает мучительный страх смерти, чтобы почувствовать себя человеком в окружающем ее кошмаре рабства. «Теперь она уже ничего не чувствовала, кроме упрямого стремления к цели — сделать то, чего она уже не могла не сделать!»

Играя сильных, мужественных людей, ищущих свой единственный путь, Русланова всегда несет мысль о единении с миром. Не умозрительное, лозунговое единение, но рожденное цельностью мироощущения человека. Как бы ни был прекрасен остров, все мы — только часть мира, противоречивого, мучительного. Единого с нами по крови. Степанида Богатька поставлена в ситуацию, где единение с миром особенно существенно, хотя дело не в том, чтобы героиня «Знака беды» непременно пришла к партизанам или совершила подвиг на глазах у всех. Распрямляясь, Степанида становится в ряд с другими, с миллионами других, таких же не сдавшихся.

От украденной винтовки лежит путь Степаниды к самосожжению. Свою гибель она предчувствует. В ней все больше проступает отрешенность человека, отсчитывающего последние часы. Однако ее медленное прощание с жизнью не насильственно. Она исполнена спокойной мысли о том, что прежде дарило ей силы и радость. Ее движения стали более плавными, взгляд потеплел, она ступает по земле, словно разговаривает с ней... У Руслановой в этой картине прекрасный партнер — известный белорусский актер Василий Гарбук, игравший Петрока, который, как и Русланова, точно постиг внутреннее богатство повести Василя Быкова.

То, о чем дальше пойдет речь, поначалу может показаться едва ли не опровержением предыдущей мысли. Но не сказать об этом нельзя. В экранизации «Знака беды» произошло характерное для кинематографа явление: режиссер Михаил Пташук оказался не истолкователем, но иллюстратором повести Быкова, отказавшись от более сложных творческих отношений кино и прозы. Русланова и Гарбук вынужденно существует на экране внутренне независимо от режиссера, и это становится все очевиднее по мере развития фильма.

— Я очень много сил потратила на эту картину, — вспоминает Русланова. — Трудно она далась, физически и морально. Снимали почти все на натуре, осенью и зимой, жили на хуторе — слякоть, грязь, холод. Помню, как приезжала после ночной съемки вся облитая керосином. Об одном мечтаю — поскорее вымыться, а воды горячей нет. Так и ходила неделями — как цистерна с нефтью. Руки мне старили гримом так, что я потом в Москве на три дня стирку устраивала, чтобы отмыть их... Играть тоже было очень тяжело — я не умею отдельно жить от роли, а тут такое надо было пережить...

Публика смотрела фильм плохо, а для меня это самая большая беда. Стало быть, я напрасно работала. Конечно, когда я начинаю роль, меня не волнует проблема успеха или неуспеха

картины у зрителей — меня роль в это время волнует. Но вот когда работа закончена и мы отдаем ее людям, — тут-то для меня и встает вопрос взаимоотношений фильма с публикой. Вопрос номер один! Для кого же я свою жизнь тратила, как не для этой публики! Для кого мучилась, уставала, мерзла, жила месяцами в разлуке с семьей! Для кого училась доить корову, для кого по снегу босиком ходила! Для кого я вообще работаю?!..

Мне кажется, это испытывает каждый, кто любит свое дело. Говорят, у актеров профессия публичная. А у журналистов? Тоже ведь хотят, чтобы их статьи читали... Не станут читать — зря трудился, разве я не права? Да и у токаря те же чувства, у медицинской сестры, у летчика... Мне нравится, что фасовщицы кладут в коробки с конфетами свои «визитки», как бы подписываясь под сделанной ими работой. Вот я для этой фасовщицы — публика, как и она для меня. Мы взаимно оцениваем работу друг друга. Поэтому и хочу, чтобы людям было в кино интересно, чтобы они и страдали, и плакали, и смеялись, и вздрагивали от боли.

Для этого не надо актерам себя щадить. Не надо рассчитывать эмоции, распределять их. Жить ролью надо безраздельно, иначе люди тебя не поймут, не примут. Это, конечно, моя точка зрения. Но она — от традиций русской актерской школы. В годы учебы Борис Евгеньевич Захава рассказывал нам, как Михаил Чехов буквально сгорал дотла на глазах зрителей в роли Гамлета.

Я уверена — в искусстве надо жить открытым сердцем. Что такое сыграть роль? Для меня — добраться до тайны моей героини, тайны ее характера. Каждый человек — тайна... Разгадать ее рассудком, по-моему, невозможно. Только сердцем. Я ненавижу внутренний холод — да, актер должен сжигать себя. Тогда он и сомкнется с залом...

Лындина Э. Со знаком беды // Лындина Э. Нина Русланова. М.: Киноцентр, 1990.