<...> И вот другой фильм, построенный, казалось бы, по привычным рецептам экранизации,— «Скуки ради» в постановке А. Войтецкого. Очень отрадно, что украинские кинематографисты вновь обратились к экранизации произведений А. М. Горького. Скажу сразу, есть в картине один очевидный и досадный недостаток: она насильственно растянута, авторы ее потеряли чувство меры в создании атмосферы скуки на заброшенной станции, не заметили, что бесконечные повторы, призванные, видимо, подчеркнуть бездуховность и скуку жизни героев, неизбежно рождают уныние в зрительном зале. Это беда картины, ее (в особенности первую часть) подчас скучно смотреть.
<...> Лучшая сцена фильма, достигающая подлинного трагизма,— выход Арины и Гомозова из погреба, буйное, отвратительное в своей тупости веселье людей, устроивших скуки ради эту вакханалию. Издевательские выкрики, режущие слух звуки балалайки и дудки, гримасы «культурных людей», восседающая в своем кресле начальница, жуткая пляска маленького сына, тоже приобщенного к развлечению,— все это создает страшный, восходящий к гротеску образ злой, бесчеловечной жизни. А на фоне этой оргии — пришибленное, оскорбленное человеческое существо, Арина, в глазах которой — страдание, страх, ужас.
Арина в исполнении М. Булгаковой— еще одна ее по-настоящему большая работа в кино. В почти бессловесной роли артистка не только открыла горькую судьбу несчастной женщины, но достигла большего: человек попранный, униженный, изничтоженный, но человек — вот к какому обобщению восходит этот образ. Забитая, некрасивая, она оказывается и женственной и обаятельной, когда жизнь дарит ей немного тепла. Казалось бы, душевно пассивная, начисто лишенная воли, Арина не смирилась с надругательством.
М. Булгакова — киноактриса в точном значении этого слова,— мы видим, как близка ей стихия и эстетика экрана. С кинематографом накрепко связана судьба Л. Шагаловой (Софья Ивановна) и В. Санаева (Гомозов). А рядом с ними — и в полном согласии — актеры театра: Ю. Мажуга (Матвей Егорович) и В. Сергачев (Николай Петрович). О каждом образе фильма можно было бы сказать много хорошего — актеры заслужили это.
Но есть нечто общее, сближающее их искусство, и это дорого: Мажуга, Сергачев, Шагалова играют на грани полной достоверности и острейшего гротеска. Это вовсе не формальный момент, такой стиль служит содержанию горьковской мысли. Особенно ощущаешь это в финале: загублена жизнь Арины, а на станции все идет заведенным порядком, и снова ее обитатели смотрят в окна вагонов на минуту остановившегося поезда. Еще недавно мы видели этих людей в дикой оргии издевательства над человеком, а сейчас они устремили взгляд на чужую жизнь, и в глазах их мы видим не только привычное любопытство, но и невыразимую тоску, боль и, кажется, стыд. И эти люди могли бы быть иными... На такой щемящей ноте кончается фильм, лучшие части и эпизоды которого поставлены и сыграны очень по-горьковски.
Анастасьев А. В переводе на язык кино // Советский экран. 1968. № 23. С. 2-3.