Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
В правлении не искушен

На празднике «Московских новостей», состоявшемся 15 ноября, мое место оказалось рядом с Булатом Окуджавой. Когда газету вышла приветствовать Таганка, Окуджава сказал:

— Приятно видеть министра культуры с гитарой.

Так я узнал, что Николай Губенко, замечательный актер и режиссер, художественный руководитель Театра на Таганке, наш будущий, а теперь уже, после голосования в Верховном Совете, настоящий министр культуры СССР.

Что я вспомнил о Губенко, кроме его ролей и фильмов? Вечер в Политехническом музее, когда прекрасный ленинградский кинодокументалист Слава Виноградов решил собрать двадцать лет спустя героев хуциевского фильма «Застава Ильича». Помните эпизод с поэтами? На сцену вновь поднялся один из пяти участников давнего вечера — Окуджава, а в зале — те же, но постаревшие на двадцать лет лица.

В антракте появились возбужденные таганковцы: Губенко, Боровский, Золотухин, Филатов, Смехов... Юрий Любимов не возвращался домой в Союз из-за обид на руководителей пропаганды и культуры, на запреты спектаклей о Высоцком, можаевского «Живого» и «Бориса Годунова». Театр, грозивший развалиться, предложил свою кандидатуру, способную спасти и сохранить репертуар и коллектив, — Николая Губенко. И он, принося в жертву свои планы актера и кинорежиссера, согласился.

Мы были поражены этим известием.

— Зачем это тебе надо, Коля?— спрашивали друзья.

— Это, простите за пафос, надо не мне. Делу.

Он стал художественным руководителем театра с единственной целью — вернуть Таганке имя, репертуар и Любимова. Два года жизни ушло на это. Теперь он надеялся возвратиться к своим фильмам и новым ролям. В апреле предполагал запустить новую картину как режиссер, и вот:

— Зачем тебе это надо, Коля? — спрашивают друзья, заранее зная ответ.

На него смотрят с сочувствием, любя его, и с надеждой, хорошо его зная. Предложение его кандидатуры выглядит жертвой кресла со стороны аппарата. Не хотели ткачиху, химика, экономиста? Вот вам актер. Насколько корректна, говоря шахматным языком, эта жертва — посмотрим.

Встретившись с Николаем Николаевичем, я решил не мучить его вопросами, а сыграть в «Бориса Годунова». (Этот спектакль я видел дважды: последний прогон перед запрещением и первую генеральную репетицию перед его восстановлением в репертуаре в день возвращения Любимова).

Я не театральный критик, я пристрастен по любви. Монолог, написанный гениальной пушкинской рукой, Губенко играл (или проживал) со страстью человека, сознающего трагизм прожитого и переживаемого страной времени...

Тогда я подумал: получи Губенко реальную власть, любопытно было бы попросить его провести диалог с царем Борисом.

Теперь случай представился. Я взял томик Пушкина.

«Я подданным рожден и умереть
Мне подданным во мраке б подлежало...»

— В принципе наше поколение с этим давно смирилось, — ответил Николай Губенко. — С рабством смирилась и наша интеллигенция за исключением «отдельных личностей», в которых я, как и Антон Павлович Чехов, верю. Задача в том, чтобы освободить от морального, духовного и материального рабства следующие поколения. Моя святая святых — полнейшее освобождение от силы и лжи. Вот что бы я сделал своей программой, будь я большой художник, — говорил Антон Павлович.

Если удастся продвинуть культурное хозяйство к освобождению от силы и лжи, мы приблизимся к освобождению и от рабства, которое я сам очень хорошо осознаю. Я узнаю его в себе. Оно было очень удобно, не в пример свободе, требующей от человека напряжения, усилия, борьбы.

«Но я достиг верховной власти... чем?»

— О «верховной власти»... Мы, надеюсь, играем с текстом? Ну вот: мне хочется надеяться, что все сделанное мной, актером и режиссером, искреннее, а не плод компромиссов. Несмотря на рабство, я старался не заниматься работой, за которую могло быть стыдно. Одна работа, впрочем, выпадает из ряда: фильм «Если хочешь быть счастливым». До сих пор я испытываю неловкость за уступки «высоким политическим мотивам», которые допустил в сценарии. Помню, картине дали первую категорию. Я сказал министру кино Ермашу, что она недостойна такой оценки. Хорошо, согласился Ермаш, в следующий раз мы тебе снизим. И снизили за фильм, который я люблю,— «Из жизни отдыхающих».

Не знаю, как со стороны, но тот, кто со мной сталкивался, знает, что я человек искренний. Не подлец. Наверное, это дало возможность тем, кто формировал общественное мнение вокруг моей кандидатуры, прийти к такому выбору. Тяжелому для меня,

«О милый сын, не обольщайся ложью,
Не ослепляй себя ты добровольно».

— Я не обольщаюсь... Прекрасно понимаю, что, долгое время разрушая культуру и насаждая новодельные суррогаты, мы подорвали интеллектуальный потенциал многих поколений. Мы обнищали интеллектуально. По сравнению даже с сороковым годом мы на треть сократили гуманитарное образование, по всей видимости, за счет насаждения временных (теперь это очевидно) политических дисциплин. Мы бесхозно относились к памяти. Ближняя память действовала и действует, дальнюю отшибали. У нас сейчас склеротическая культура.

Я смотрел проекты музея Высоцкого, достойные брежневского памятника Победы. Зачем Высоцкому, написавшему в стихотворений «Памятник»: «Неужели таким я вам нужен», эта помпезность? Словно состязание началось искупление недавней вины за казенный счет... А вообще: нет домов-музеев Булгакова, Цветаевой, Платонова. В опасности Ясная Поляна...

Собирают средства на восстановление храма Христа. Миллиарды нужны. Эти деньги использовать бы на те храмы, которые разрушаются на наших глазах, на памятники культуры, которые потом не восстановить. А храм Христа... Может быть, убрав бассейн и найдя археологические следы, оставить как есть — ведь это тоже памятник вандализма нашего времени — или поставить живую часовню... Ежегодно, пока мы страдаем и спорим, гибнет от одного до пяти процентов памятников.

«В дни бурные державу ты приемлешь»

— Чем дольше мы будем находиться в столбняке от сознания, к чему мы пришли, тем больше будет срок до начала каких-то конкретных дел. Надо делать! Мнения о современном и будущем чрезвычайно разнообразны (не люблю слово «плюрализм»). Если мы не объединимся вокруг общечеловеческих истин — тогда разобщенность и кровопролитие. Вопрос в том, как из общей огромной коммуналки сделать отдельные квартиры, где каждый мог бы строить свою жизнь, как, считает нужным, сохраняя и уважая интересы соседей.

«Я, с давних лет в правлении искушенный,
Мог удержать смятенье и мятеж...
Как управлять ты будешь под грозой,
Тушить мятеж, опутывать измену?»

— В правлении не искушен. Мятеж удержать не смогу, а предупредить попробую.

Мне хотелось бы поменять художника и чиновника местами. Сегодня чиновник все еще над искусством. Надо сделать место художника определяющим в государственной политике.

Необходимо создать несколько государственных программ с тщательным обсчетом и доведением их до людей. Я не буду их называть наспех. Но замечу, что у нас свыше 20 миллионов семей лишены возможности получать телевизионную информацию, у нас гуманитарно необразованная молодежь, у нас в трагическом положении библиотеки, и положение с главной Библиотекой им. Ленина тревожит меня как гражданина. Мы не имеем права закрывать ее ни на день. Закрыть на четыре-пять лет — это значит отбросить назад в культурном развитии весь народ, и без того интеллектуально обделенный государством.

Культура должна быть законодательно защищена от потребления. Надо решить вопрос об интеллектуальной собственности. Надо совместно с парламентской комиссией выработать государственную политику, ограждающую от истребления не только художника, но и культурные ценности: библиотечный фонд, памятники, народные промыслы...

Как это сделать? Позвольте мне подумать...

«Советника, во-первых, избери
Надежного, холодных, зрелых лет,
Любимого народом — а в боярах
Почтенного породой или славой»

— Это счастье, что судьба нам сохранила таких людей, как Дмитрий Сергеевич Лихачев. Такой человек должен быть освобожден от всех обязанностей, кроме одной — думать: как сохранить, что предпочесть, что главное? Полагаю, что главным советником должен быть Фонд культуры во главе с его председателем. И никаких конфронтаций. Советоваться, координировать усилия, выдвигать альтернативные решения — не растаскивать силы в разные стороны.

«Не изменяй теченья дел.
Привычка —
Душа держав...»

— С этим я согласиться не могу. Иначе незачем было бы идти на эту роль. Прежняя державная привычка дурна.

«Я ныне должен был
Восстановить опалы, казни — можешь
Их отменить»

— Свобода художника от силы и лжи — повторяю этот чеховский тезис. Иначе нет смысла сажать человека из этой среды на пост министра. Зависимость нищенская, зависимость от государства страшна и для человека искусства. Актер — 68 рублей. Я помню, как с ведущей актрисой театра Зинаидой Славиной мы соседствовали через занавеску в котельной театра с земляным полом. Без прописки. Мы играли по 34 спектакля в месяц... А библиотечные работники — это вообще рыцари на черте бедности.

«Будь милостив, доступен к иноземцам,
Доверчиво их службу принимай»

— Это очевидно, тем более что многие наши выдающиеся деятели литературы и искусства сейчас живут за рубежом. Надо сделать максимум для того, чтобы мы стали равноправными участниками мирового культурного процесса.

Связи с культурным пластом эмиграции, не только русской, могут помочь нам глубже познать свою культуру и вернуть культурные ценности — книги, звукозаписи, предметы искусства. Надо быть благодарными дарителям, писать в музеях их имена, устраивать выставки в лучших залах.

«Со строгостью храни устав церковный»

— Мой устав совесть. Наверное, так.

«Будь молчалив; не должен царский голос
На воздухе теряться по-пустому;
Как звон святой, он должен лишь вещать
Велику скорбь или великий праздник»

— Разделяю эту мысль полностью. Но что делать с прессой?

«Простите ж мне соблазны и грехи
и вольные и тайные обиды»

— Соблазн изменить многое движет мной. Поэтому за «тайные и вольные обиды» простите, если они будут. Но подлости и вероломства от меня не дождутся ни друзья, ни враги...

Губенко Н., Рост Ю. Николай Губенко: «В правлении не искушен» // Московские новости. 1989. 26 ноября. № 48. С. 29.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera