«Чапаев» для меня, по существу, это мое детство. Я увидел его впервые классе в третьем. Шли первые послевоенные годы. Страна начала залечивать раны. Но память о войне еще владела мыслями и чувствами народа. В этом же ключе воспринимался нами «Чапаев». В интернате, где я жил и учился, его показывали часто, так что мы знали его наизусть. Бывало и так, что механики, с разрешения воспитателей, прокручивали наиболее любимые части по два-три раза. И вот что интересно: зная, что сейчас произойдет, заранее предвкушая это, мы смотрели на экран с еще большим интересом.
Так, с «Чапаева» началось мое знакомство с киноискусством.
Конечно, рядом с картиной братьев Васильевых были и другие фильмы высокого идейного звучания, яркой художественной формы, по-настоящему глубоко раскрывавшие красоту борьбы, которую мы, мальчишки военного поколения, жаждали познать и в которой в своих мечтах мы уже участвовали. Открывая мир, к вступлению в который мы себя готовили, эти фильмы знакомили с героями, к которым мы тянулись, чьими делами мы измеряли собственные поступки. Я вспоминаю пронизанного особым довженковским гражданским пафосом «Щорса», суровую героику «Секретаря райкома» И. Пырьева, где играл великолепный актер В. Ванин. В этом же русле шли и популярные среди мальчишек моего возраста «Подвиг разведчика» Б. Барнета и «Смелые люди» К. Юдина. Мы смотрели эти фильмы поистине на одном дыхании и многократно.
Но «Чапаев» был для меня, как и для многих моих сверстников, самым любимым, самым, что называется, «свои м». Он весь без остатка заполнил нашу жизнь, наши мысли, наши детские игры.
Разумеется, эти воспоминания я привел не ради «разгона» к разговору. Меня в этом фильме всегда поражало то, что он как бы «растет» вместе с человеком. За свою жизнь я смотрел этот фильм раз сорок, и каждый раз как бы вновь и по-новому ощущал силу, мощь и обаяние характера главного героя, его непростую простоту, всю непреходящую ценность созданного художниками образа народного вожака.
«Чапаев» не только доступен и понятен зрителям любого возраста и интеллектуального уровня. Он обладает еще одной особенностью, которая выявилась с годами: фильм смотрится во все времена, демократичность его героя к месту в любой аудитории.
«Чапаев» покорил своих зрителей сразу, с первых же просмотров. Контакт ленты с самой массовой аудиторией был мгновенным, что, на мой взгляд, есть признак подлинного искусства. И сегодня работа братьев Васильевых убедительно доказывает, что понятия хороший фильм и доступный, понятный фильм отнюдь не антагонистичны.
«Чапаев», вышедший на экран вскоре после I съезда советских писателей, стал как бы олицетворением провозглашенных на этом съезде принципов социалистического реализма: принципов партийности, народности, жизненной правды. Даже в стилевом отношении — сплав высокой романтики, эпоса и реализма — творение братьев Васильевых подтверждало знаменитое высказывание Максима Горького о широте, полноводности метода советской литературы и искусства, перерабатывающих в себе все прогрессивное, все подлинно ценное в развитии мирового искусства.
Недаром Горький, высоко оценивая «Чапаева», считал, что он «будет жить как великая и вечно живая народная эпопея; она полна огромного социального дыхания, посему ее художественное значение непреходяще».
Но был еще один момент, заставляющий снова и снова вспомнить о новаторстве «Чапаева».
Новаторство Васильевых и Бабочкина, на мой взгляд, выразилось прежде всего в том, что на экране появился герой, обладавший конкретной, неповторимой индивидуальностью и вместе с тем воплотивший в себе лучшие черты народа, времени и нового общества. Образ Чапаева — яркое типическое выражение русского национального характера. И в этом одна из причин его долголетия. Как в общечеловеческой истории появлялись шедевры, которые определяли собой новый этап в развитии искусства и культуры, так и «Чапаев» стал поворотным моментом и советской кинематографии. В этой картине с покоряющей силой убедительности был создан высокохудожественный образ положительного героя революционной эпохи. И в этом, я думаю, с огромной полнотой выразилось главное предназначение художника социалистического общества.
Шли годы, и шел процесс дальнейшего художественного осмысления действительности. На разных этапах развития нашего киноискусства появлялись положительные герои, концентрировавшие в себе лучшие черты советского человека — гражданскую преданность Родине, беззаветное служение делу партии, морально-нравственную чистоту. На экран приходили герои, обладавшие крупными, запоминающимися характерами: Василий Губанов Е. Урбанского в «Коммунисте», Андреи Соколов С. Бондарчука из «Судьбы человека», Алеша Скворцов В. Ивашова, герой «Баллады о солдате», Егор Трубников М. Ульянова («Председатель»), Таня Теткина И. Чуриковой из пронзительной ленты Г. Панфилова «В огне брода нот». Недавно к нам пришли герои фильма М. Шолохова и С. Бондарчука «Они сражались за Родину», которые тоже, как мне кажется, сильно и ярко подтверждают высокую идейную направленность советского киноискусства, идущего по пути «Чапаева».
Я не знаю, на сколько поколений зрителей эти картины будут воздействовать так же сильно, как «Чапаев» воздействовал на нас и наших отцов, и какое место в духовной жизни нашего народа они будут занимать через сорок лет. На эти вопросы ответить довольно сложно. Но уже то, что мы о них думаем, размышляем и с ними сравниваем такой шедевр, как «Чапаев», что иные из них остаются в зрительской памяти вот уж второе десятилетие, говорит о том, что лучшие наши фильмы достойно наследуют традиции, заложенные братьями Васильевыми, что они продолжают дело, начатое «Чапаевым».
Размышляя о «чапаевских» традициях, я имею в виду в общем-то главную, свойственную всему русскому и советскому искусству традицию, на основе которой создавали свои произведения Пушкин, Толстой, Достоевский, Чехов, Горький. «Чапаев» стал квинтэссенцией этой традиции. Я говорю о народности. Духом народности прежде всего и пронизаны, воодушевлены лучшие наши режиссеры: Бондарчук, Шукшин, Панфилов и другие. И хотя они все очень разные, о каждом из них можно сказать, что это художники, несущие тему народа в кино. И для каждого из них эта тема есть своя тема, то, без чего просто нельзя представить себе их искусство! Эта тема, с поразительной силой воплощенная еще создателями «Чапаева», ярко и мощно проходит через все лучшие произведения советского киноискусства.
Чем сегодня жив «Чапаев»? Почему наша память вновь и вновь возвращается к нему? Почему все новые поколения режиссеров проходят школу чапаевского шедевра? Почему разговор о нем всегда затрагивает живые, актуальные проблемы советского киноискусства? Причин тому много.
«Чапаев» как истинное произведение искусства многообразен, и потому на поставленные выше вопросы нельзя ответить односложно. Я затрону лишь одну, но очень существенную грань этого фильма. Речь идет о том, что «Чапаев» глубоко и правдиво раскрыл нам тему народного подвига, массового героизма. В «Чапаеве» слились воедино герой и масса. И это было подлинным открытием. А эта тема, если хотите, всегда являлась столбовой дорогой нашего искусства. Но иногда тема подвига — в теории и на практике — сужалась (и все еще сужается) до понятия самопожертвования. А ведь это не одно и то же. На долю Чапаева и чапаевцев выпало время, когда человек проявлялся прежде всего в бою со старым, уходящим строем, когда сила человеческого характера и духа раскрывалась в прямом поединке с врагом. Сейчас этого нет. Мы уже тридцать лет живем без войны: не свистят пули, не сверкают клинки, не грохочет артиллерия. Сегодня перед нашим народом стоят иные задачи, которые можно сформулировать одним, всеобъемлющим понятием — строительство коммунистического общества. Но эта наша мирная жизнь, человек труда и те исторические задачи, которые он решает своим трудом, в произведениях экрана не выражены с той же мерой полноты, таланта, взрывчатой эмоциональности, как это было в лучших наших фильмах о войне и революции.
Нет спора: мы не должны забывать и не забудем тех, кто отдал свою жизнь делу освобождения нашей Родины от фашистских захватчиков. И святая миссия каждого художника, берущегося за эту тему, создавать произведения, достойные памяти этих людей, этих поколений, произведения, которые будут воспитывать черты гражданственности и патриотизма у живущих сегодня.
Но ведь после войны уже выросло новое поколение, которому сегодня исполнилось тридцать. Оно уже активно участвует во всех процессах жизни страны, а завтра возьмет на себя решение задач государственного и мирового масштаба. Да, те, кому сегодня от двадцати до сорока, не воевали на войне. Но ведь о многих из них можно сказать, что они и сейчас совершают в своей жизни подвиг. Массовый подвиг народа, который ждет своего достойного воплощения на экране. Дело в том, видимо, что мы, художники, еще не научились различать подлинный драматизм будней, диалектически находить и разрешать конфликты, сопутствующие строительству нового мира, в том числе конфликты нравственные и этические.
Безусловно, что искусство не стоит на месте. В кинематографе постоянно идет процесс творческого накопления, идут поиски, появляются фильмы, режиссеры которых по-настоящему озабочены проблемой создания положительного героя сегодняшнего времени. Идет творческое осмысление исторических особенностей современной жизни. Ясно, что понять, обобщить и выявить главное, наиболее существенное легче, если речь идет о времени прошедшем и завершенном, нежели о текущем, сегодняшнем. У нас есть попытки, есть серьезные поиски на этом направлении. Есть и большие, настоящие удачи. Но что греха таить, современный кинематограф еще но создал героя-современника, по мощи характера и воздействию на зрителя равного Чапаеву. Не показал сегодняшнего человека как человека, вобравшего в себя все лучшие, типические черты советского гражданина, строителя коммунизма.
Современный зритель ждет появления таких героев на экране, которые каждого сидящего в зале заставили бы подвергнуть собственную судьбу и собственную жизнь анализу перед светом совести, помогли бы критически пересмотреть свое прошлое или, напротив, утвердиться в том, что надо жить именно так, а но иначе.
Такой фильм не создать, работая вполсилы. За такой фильм нельзя браться с холодным сердцем, нельзя начинать съемки, если ты внутренне но созрел, если просто подвернулся «проходимый» сценарий. А это происходит довольно часто: лишь бы не находиться в простое. Тогда и получается, что одна картина похожа на другую, как близнецы-братья. Тогда и рождается в зрительном зале тот холодок отчуждения, который так губителен для искусства.
Живая клетка и та многообразна, а у нас, случается, персонажи, действующие в картинах, одноклеточны. Особенно это непростительно в отношении героев положительных.
В последнее время они очень однообразны, создаются как бы но единой схеме: немного героизма (например, тушение пожара), немного лирики (любовь, для сюжетной остроты — неразделенная), а замешивается все это на псевдонародности и псевдодемократизме. Действуют такие герои, как правило, в заводских условиях, в огнедышащем мартеновском цехе, на ходу разрешая проблемы хозрасчета и мужской и рабочей чести. Но выдавая такой «ходячий идеал» за положительного героя, авторы тем самым создают, мягко говоря, пародию на него.
В своем творчестве я постоянно стремился приблизиться к тем традициям, которые так дороги мне в «Чапаеве». Работая над образами Зворыкина в фильме «Директор» и командарма Блюхера, ставшего героем картины «Пароль не нужен», я страстно стремился показать в них людей, в которых, как в зеркале, отразились черты и особенности их современников — лучших людей своего времени. Я надеялся, что эти герои будут интересовать многих людей.
Но могу ли я, положа руку на сердце, сказать, что получил во всех этих работах полное творческое удовлетворение, что мои герои стали если не вровень с Чапаевым, то хотя бы в одном ряду с ним? Нет, не могу. Я не имею в виду копирование «Чапаева», построение его. Не о том речь. Я страстно желаю — увидеть не один, не два, не три, а много произведений нашего киноискусства, столь же совершенных по форме, столь же могучих по воздействию, как «Чапаев». Возможно ли это? Безусловно возможно, ибо «Чапаев» — одна из вершин, но вовсе не итог, а открытие будущего, прозрение в будущее.
Каждый советский художник, художник преобразованного революцией мира, чего уж тут скрывать, мечтает о создании своего «Чапаева». Став режиссером, я тоже думал об этом, снимая свою первую картину «Пришел солдат с фронта». Мне хотелось сделать картину о народе, картину, нужную народу, и я не подразделял зрительскую аудиторию на подготовленных и менее подготовленных, на рабочих и интеллигентов. Для меня, как молодого художника, было важно, чтобы картина получилась равно точной и необходимой для всех зрителей.
Но и герои этой ленты, так же как и герои, сыгранные мною в картинах других режиссеров, были людьми, которых я видел все же с расстояния времени. А сейчас мне бы хотелось создать произведение именно о своем поколении, о тех, кому сегодня за тридцать. Работая над таким фильмом, мне бы хотелось особенно внимательно, даже преданно следовать традициям лучших образцов советского киноискусства. Прежде всего — традициям «Чапаева». Я говорю о той духовной взаимосвязи между художником и зрителем, между художником и его героем, который всякий раз, когда встречаешь на нашем экране истинное, заставляет по-настоящему радоваться твоей личной сопричастности судьбам своего народа.
«Чапай... никогда не отступал», — говорил Василий Иванович. Не можем отступить, спасовать перед сложностями нашей работы, нашей борьбы и мы, советские кинематографисты.

Губенко Н. Картина для всех // Искусство кино. 1975. № 7. С. 86-90.