В московский прокат выходит картина Романа Балаяна «Ночь светла». Что и говорить, обнадеживающий заголовок — особенно когда речь идет о слепоглухонемых детях. Для кого, как вы понимаете, что день, что ночь — все едино. Прямо жуть берет, как подумаешь об этом.
Помню, как в детстве, узнав, что есть такие люди — ничего не слышат, никого не видят и говорить не могут, — я зажала уши, закрыла глаза и так сидела с полчаса, пытаясь понять, каково это. И только много лет спустя узнала, что существуют особые методики, следуя которым эти люди могут стать чуть ли не полноценными членами общества. Одна слепоглухонемая женщина даже защитила диссертацию, самостоятельно вела хозяйство и в своей трогательной, величественной исповеди описывала, в частности, как научилась вдевать нитку в иголку. Для обычного человека ничего не значащая бытовая мелочь, для слепоглухонемого — едва ли не подвиг духа. Собственно, от фильма Балаяна ожидаешь чего-то подобного — что он проникнет в закрытый наглухо мир этих людей, чтобы вместе с ними открыть какие-то новые, неведомые нам, нормальным людям, духовные горизонты. Балаян, однако, ограничивается дачно-лирической атмосферой, любовными томлениями воспитателей (один из них влюблен в директрису, она любит другого, которого, в свою очередь, любит воспитанница интерната и т. д.) и всеобщей лирической расслабленностью, пришедшей к нам из благословенных семидесятых. Лето, трава по пояс, дача, июль, сто дней после детства. Одно плохо: ни этого благословенного лета, ни голубого неба, ни реки — ничего этого новоявленные идиллические пастушки и пастухи не видят. Зато — слышат, ощущают, впитывают всеми порами жаждущей души. Другой мир, иная точка отсчета, совершенно отличная от нас топонимика души, глядящей в себя, внутрь. Может, об этом нужно было говорить? Хотя, кто бы спорил, такую задачку решить не всякому под силу. Интересно, но во время просмотра этого фильма, полного благородных намерений, все время возникает неловкое чувство — что автор сам так и не смог ни на йоту приблизиться к таинственному миру инопланетян, живущих бок о бок с нами. Тем более что в картине снимались настоящие воспитанники интерната для слепоглухонемых детей. Даже в декоративной «Стране глухих» Валерия Тодоровского — скорее эстетской, нежели клинической — и то чувствовалось большее проникновение в мир иных, других, отличных от нас с вами. Мир балаяновского фильма, несмотря на схожесть темы, почему-то абсолютно не затронул. Как будто происходит это где-то далеко, не с нами, не про нас и нас не касается. И не от равнодушия, вовсе нет. Сама картина тому виной: мир изменился, Балаян же меняться не хочет. И говорит об этом с принципиальным напором — не хочу, мол, кассы, не знаю, что такое «современное» кино и прочее. В этом упорстве — эстетическом и человеческом — наверное, что-то есть. Но вот только после его фильма никто не зажмуривал глаза, не хватался за сердце... Лишь равнодушно пожимали плечами.
Тасбулатова Д. Сто дней без детства // Итоги. 2004. № 46. С. 117.